История об идеальных зрителях15
Устройство было очень простым в обращении: заправляешь ракордный конец пленки в лентопротяжный механизм, фиксируешь прижимом, накручиваешь пару колец на принимающую катушку и – все: магнитофон готов к действию. Подключай камеру и – наслаждайся собственноручно отснятой черно-белой живой картинкой.
Ну не чудо ли: электроника записывает картинку! То есть, с кинокамерами нам было привычно и понятно: химия она и есть химия, а тут – фантастика из будущего.
Чудесный видеомагнитофон стал участником одной занимательной истории – вот об этом и пойдет речь. Начну по порядку.
Когда мы в клубе узнали о такой фантастической машине, нам сразу захотелось ее использовать – сделать любительское кино. То есть, о том, чтобы снять весь фильм при помощи видеомагнитофона, речи не было - чудесный ящик из кабинета не вытащишь. А попробовать хотелось до визга. Сами понимаете: на кинопленку снимай сколько хочешь, а вот любая телевизионная картинка считалась тогда нерушимым государственным пространством. А давай-ка, говорю своему коллеге, засунем в телевизор говорящую голову типа телевизионного диктора и сделаем об этом «кинопленочное» кино. На том сошлись - оставалось замотивировать эту голову в сценарии.
Сюжет будущего фильма придумался быстро. В его основе лежал анекдот про мужика, который очень хочет увидеть по телевизору что-нибудь хорошее, он щелкает переключателем каналов, а везде – только однообразная пропагандистская муть. Щелкает и щелкает до тех пор, пока на экране не возникает главный шеф КГБ Анропов и не грозится пальцем: «я тттебе пощелкаю!»
Разумеется, наша киноистория задумывалась гораздо шире, там была и нелюбимая жена, и измена, и ревнивый муж, и любовник в шкафу – стандартный водевильный набор. А вместо телевизионного Андропова в кадре должен был навязчиво присутствовать телевизионный ящик с «политическим обозревателем». Причем, голос говорящей головы зрители слышать не должны, но тем тошнотнее будет выглядеть беззвучная артикуляция казенного брехуна.
Ну сами попробуйте посмотреть на увлеченно врущего Дмитрия Киселева с выключенным звуком – в общем, вы поняли о чем я!
...А еще была причина технического характера: в любительском кинопленочном кино не была решена проблема синхронизации звука и изображения, поэтому в 99% тогдашних любительских фильмов отсутствовала прямая речь - упор делался на пластику кадра, шумы и музыку.
Все мужские роли нашего фильма – в том числе и роль телевизионного диктора – отдали одному человеку – бывшему офицеру-летуну Юрию Гусеву.
И вот привели мы Гусева на кафедру информатики, приодели в пиджак-галстук, посадили перед видеокамерой, вылепили ему омерзительно «государственное» лицо и скомандовали: начинай пи***ть!
- О чем ? – спрашивает Гусев.
- Да неси все, что угодно, мы звук не пишем. Только выражение лица не меняй – у нас все по-серьезному в кадре.
Гусев уставился в камеру, открыл рот и – понес...
...Знаете, я никогда раньше не подозревал, что советские летчики знают столько матерных стихов. Может это профессиональное?
Через минуту мы с Эриком Валминским уже извивались от смеха, а Гусев вошел в раж, и всякий следующий стишок был похабнее предыдущего. А самый комический эффект был в том, что выражение лица у него при этом оставалось...как бы вам сказать... Ну, представьте себе выступление министра иностранных дел Лаврова в состоянии «глубокой озабоченности» по поводу украинских событий - вот оно самое и есть.
Я до сих пор жалею, что мы тогда не записали звук – ну кто сегодня умеет так виртуозно выстраивать многоэтажные матерные конструкции! Не та школа... Да и сам Гусев ушел от нас через два года после съемки – инфаркт.
Сделали мы тогда десятиминутный любительский ролик, показали на городском смотре, а тут и Перестройка началась, и оказался он в самой «критической» струе, и начали его таскать по разным фестивалям, и там где-то попался он на глаза Вадиму Алисову – кинооператору, снявшему для Рязанова «Жестокий романс», и увидел там Алисов какую-то глубинную философию переломного времени, и начал возить этот ролик по разным странам в качестве иллюстрации к очередному выступлению перед аудиторией.
Странное было время! Но я не об этом.
...И вот однажды прислали нам из Белоруссии письмо с предложением приехать и показать каким-то тамошним зрителям программу Даугавпилсских любительских фильмов. Типа творческой встречи.
Я ехать не захотел (о чем по сей день жалею) – поехал Эрик Валминский. Через два дня он вернулся в Даугавпилс – лицо у него было странное. Потом он разговорился и я узнал следующее.
Демонстрация нашей программы проходила в большом кинозале какого-то Дома культуры. Эрик показывал фильмы из кинобудки, а в свободное окошечко наблюдал и прислушивался за реакцией зала – мы тогда все так делали. Эрик сказал, что зал ему сразу показался очень странным: никто не болтал и вообще - зрители вели себя неестественно тихо.
...И так продолжалось до тех пор, пока на экране не начался наш ролик и не возник «телевизионный» диктор.
Эрик сказал, что сначала послышалось какое-то гудение. По мере продолжения ролика гудение вело себя странно: то оно затухало, но, как только очередной раз появлялся беззвучно говорящий Гусев, гудение зала резко возрастало. На протяжении десятиминутного ролика артикулирующий ртом «журналист-международник» возникал на экране несколько раз, и всякое его появление зал встречал возбужденным гудением.
После сеанса Эрик вышел из будки и к нему бросился ликующий народ. Восторженные зрители гудели, мычали и чуть не рвали его на части. К Эрику пробилась директриса клуба и сказала, что люди очень довольны. Они просят передать, что у них – в Доме культуры глухонемых – никогда еще не показывали такого хорошего кино. И что они очень восхищены даугавпилсскими кинолюбителями, которые делают такие замечательные фильмы и очень ждут нас в гости как можно чаще.
Таки нарвались на зрителей, умеющих читать по артикуляции губ!
...И кто знает, может и по сей день ходит среди тех людей легенда о замечательном латвийском фильме; а может до сих пор вглядываются они куда-то за горизонт: когда же снова приедут в гости даугавпилсские кинолюбители?