Марис Сусейс: «Много эмоций через себя пропущено»11

– Марис, предлагаю начать с самых ярких воспоминаний детства и юности…

– Таких воспоминаний много. Я парень «с ДСРа». Как настоящий пацан, в 1980-х отшлифовывал понятия улицы. Приобретался опыт, оттачивался мужской характер. В поселке ДСР прошли 13 лет моей жизни. Каждое лето отправлялся в Ликсну, где проживали две мои бабушки – Леонора и Аделя. У меня латгальско-польские- русско-староверско корни.

Такой вот многонациональный компот намешан. Латгальские просторы, пласт здешнего многоцветья давал толчок для развития личности. Вся музыка детства звучала для меня по-латгальски в Калупе, Ваболе, Ликсне…

Что касается юности, то это спортивно-творческий период. Начало 1990-х – полное чувство свободы. Опиум свободы, витавший в воздухе, никогда не забыть.

В ДСР в квартире месяцами не было горячей воды, стояли холодными батареи. Спали под тремя одеялами. Тогда еще и волости-то Науенской не создали. Эти годы оказались тяжелыми для многих. Одна система приходила на смену другой.

Юность ассоциируется с переломом в жизни. Ведь сначала я учился в Вишкском сельхозтехникуме. Но как-то «успешно» подрался с пацанами – пошел один на толпу, и получил в «бубен». Когда мама увидела мою физиономию, сказала: «Все, сынок, хватит!» Больше я в техникум не ходил, судьба развернула в кардинально другом направлении.

Я всегда любил рисовать эскизы, перерисовывать какие-то картинки. Была тяга к этому. А в то время только что заработала возрожденная Саулес школа. Когда я в нее поступил, открылся другой мир. Учился деревообработке и визуальному искусству. Еще был жив талантливый Леонид Баулин, у нас также преподавали Линарте-Ружа, Гибовскис, Кокина…

Городскую молодежь в основном составляли гопники и кучка неформалов из Саулес школы. Пройти по городу в одиночку с вокзала до Дома Единства в рваных джинсах – это воспринималось целой акцией. Редкость, если кто-то не кричал тебе вслед: «Эй, неформал!», не пытался догнать и ударить.

Сегодня я говорю своему сыну: «Классно, что ты сейчас можешь спокойно ходить в с рваных штанах, и никто тебе слова не скажет». Может, это наше поколение набивало шишки и синяки ради открывшихся потом возможностей?

– А как вас в провинциальную Индру занесло?

– Импульс этой местности позвал, само название для меня звучит магически. А если по факту, то в тот момент требовались учителя в Индрскую художественную и музыкальную школу, узнал об этом из газеты. Долго не раздумывал. Когда ехал в Индру, казалось, что это дико далеко. Приграничная территория. А сейчас для меня это миг. Еду, смотрю на природу, наблюдаю происходящее.

Живописная картинка в последнее время резко меняется. Все это волнует. Самая большая моя боль – деревенские дома, которые характеризуют Латгалию. У нас в Латгалии все больше земель захватывают крупные фермеры, которые обрабатывают тысячи гектаров. Старые хутора таким не нужны, они ведь доход не приносят. Я видел, как закапывают в землю дома. Вырывают яму и бульдозером сдвигают в вырытую яму, хоронят. Или сжигают старые дома, облив их бензином, чтобы ничего не осталось. Никакой памяти. Но именно эти дома – фундамент нашей латгальской культуры. Зарывая их в землю, мы отказываемся от своих корней, теряем свое историческое лицо и становимся похожим на всех. Об этом надо говорить громко!

У нас был проект, который показывало телевидение DAUTKOM: снимали старые дома, пытались поймать состояние души, еще живущих в них людей. Вышло девять телепередач. После этого пошли звонки из разных краев Латвии, люди просили: «Приезжайте к нам, вы еще успеете застать уходящее…». Храню заявки, которые пока не удается выполнить.

– Как вы относитесь к тому, что можно любить родину и одновременно критиковать ее недостатки?

– Мы должны говорить и писать о проблемах общества, не замалчивать их. И, конечно, что-то предлагать для исправления имеющихся проблем.

Но у некоторых есть одна тенденция – ныть и ныть, мол, все кругом плохо. Создается площадка для негатива, от которой многие подпитываются. Но надо мыслить шире. Давайте сравним, что, к примеру, в соседних государствах. Ребята, которые к нам приезжают из Беларуси, например, боятся рот открыть в плане критики своего руководства. Латвия по пути демократии продвинулась гораздо дальше. Я люблю и ценю культуру соседних стран, но политический зажим ни к чему хорошему не приводит. Я как человек творческий ощущаю себя в Латвии, Латгалии комфортно и свободно.

– Оттолкнувшись от мысли, что вдохновение – это умение приводить себя в рабочее состояние, спрошу: часто ли вдохновение посещает вас и надолго ли задерживается?

– Мне знакомы периоды творческих ломок, когда думаешь, нервничаешь, берешь старые творческие решения, трансформируешь, чтобы выдать что-то новое. Я не приму заказ, если заказчик навязывает свое видение.

А вообще вдохновение может быть разным. Могу и от негативного вдохновиться, вытащить из него позитив.

Недавно разговорился с человеком без определенного места жительства. Бомж Толик, раньше работал на Химзаводе, рассказал о своей жизни, это был взгляд с его ракурса. Говорил, как у него проходит день, как в определенное время обходит определенные мусорные контейнеры магазинов… Оказывается, наш город поделен на сектора – те, кто «работают» в Первомайке, не могут «работать» в центре и т. д.

Есть как минимум 10 направлений в проявлении нашего общества, о которых мы ничего не знаем, или знаем очень мало. Живем в каких-то своих коридорах, но жизнь гораздо шире и многогранней. Толик угощал меня апельсинами, которые набрал рядом с Rimi. Ему не надо платить за коммунальные услуги. Его жизненное пространство более свободно, чем мое.

Я никогда не делю людей на категории, мне интересен человек сам по себе. Одно время я работал в тюрьме – преподавал деревообработку. И тогда тоже ломались какие-то стереотипы, представления. В детдоме тоже опыт работы был. Считаю, что никого не вправе критиковать.

Программа закладывается в детстве, и она реально работает. Жизнь так устроена, что мы все стартуем не на равных позициях. Тот, кто в детстве обделен родительским теплом, потом может мстить, и мстить страшно. В тюрьме я встречал «ангела» с небесно-голубыми глазами, с такого можно писать портрет, но «ангел» в течение двух лет убивал бабушек, которые получали пенсию. Насколько он виноват, если программа судьбы заложена, вопрос философский.

– Мне импонирует ваша мысль о том, что сакральные вещи – это хорошие человеческие отношения. Много ли сакрального в сегодняшних отношениях между людьми? И что в этом плане наблюдаете в Латгалии?

– Самый большой кайф – это искренность человеческого общения. Но люди зачастую не понимают друг друга. На человеческие отношения негативно влияет потребительский мир, когда все продается и покупается. Общество кодируют...

Латгальская открытость уходит вместе с нашими бабушками, новое поколение совсем другое… Сегодня в Латгалии появляются ребята радикалы – хипстеры. Их пока мало. Они смелые и в них есть какая-то революционность. Движение постепенно ширится. Ребята пытаются плыть против течения, против мира финансов, наживы, против общества потребления. Им не нравится, что, к примеру, в волости выживают только сильнейшие фермеры, под чьи проекты приходят большие деньги, остальных отметают в сторону. У того, кто хочет создать свое маленькое уютное хозяйство под названием «Сказка», что на этой территории было на протяжение веков, уже нет такой возможности. Система заведена на другое. Землю обильно заливают отравой с целью получить субсидии. Землевладельцам удобно делать вид, что ничего не происходит.

Латгалия для меня книга моей жизни, азбука. Ее нельзя любить или не любить, это как с родителями. И хочется, чтобы ей было хорошо.

Обидно, что сегодня открытость Латгалии все больше трансформируется в фермерство. Остается открытой природа, но таких мест все меньше.

– Сегодня вы заняты подготовкой приближающегося Праздника улицы Ригас, который пройдет уже в шестой раз.

– Основатели проекта Праздника улицы Ригас – Лига Чибле и Виктор Янсонс. Позднее его режиссерами стали Чибле и я. Праздник должен предстать своеобразным манифестом патриотизма. Напоминанием, что наш город не попсовый, что у нас целый спектр творческих людей, мастеров своего дела, художников. То есть, ставка в основном на наших, ориентация на «Сделано в Даугавпилсе».

Может, это звучит наивно, но наш город заслуживает большей похвалы. Важно подчеркнуть его уникальность, архитектуру. А темой масштабного мероприятия выбрана ее величество Вода, что в данном случае связано со 130-летним юбилеем предприятия Daugavpils ūdens.

Возможно, не все знают, что даугавпилсская водопроводная вода последние годы признается самой чистой в стране. Daugavpils ūdens гарантирует! У нашего Водоканала офигенная история, и ее надо знать. На празднике будет представлена экспозиция, посвященная предприятию.

Давайте посмотрим на Воду, как на постоянно текущее Время. Вода – большая и малая – проходит через все художественные ячейки. С водой связана тематика музыкального и визуального искусства. Важно и то, что Праздник улицы Ригас свободен от всяких политических шлаков.

– Так или иначе Латгалия не оставляет вас равнодушным.

– Латгалия постоянно рождает новые ощущения. Здесь кипучий потенциал творчества, производимый мультинациональной средой. Все перемешалось. Латыши, латгальцы, русские, белорусы… Староверы, православные, католики, лютеране…. Хочется продолжить начатый телепроект о хуторах Латгалии. Люди проявили интерес к проекту, потому что он задел за живое. Но на его продолжение банально нужны деньги. Придется выбивать средства, умалять представителей инстанций, объяснять очевидное, что это необходимо и правильно, что надо поднимать пласты истории и культуры нашего края.

Есть задумка и по раскачке второго проекта. Возможно, это будет уход в андеграунд. Тема – вековые дубы. У Иманта Зиедониса в свое время был проект, связанный с территорией Селии. Он рассказывал и писал про дубы, как символ мужской силы, этнографии в Латвии. Даже основал «Группу освобождения вековых деревьев». Зиедонис говорил, что Латвия очень красива, но красивому надо помогать. Дорогу вдоль границы с Литвой называл Лейшмалите. Поэт проходил там вместе с сыном, побывал в каждой деревне, общался с жителями.

В Латгалии дубов, этих мощных красавцев, пока хватает. И я знаю, как отснять сюжет, чтобы дуб выступил в образе рассказчика истории. Рабочее название придумано: «Дубы хотят говорить…» Ведь эти дерева много видели, сопровождали людские судьбы. Под дубами полезно постоять, набраться силы.

– Однако Латгалия остается частью Латвии. Надо полагать, что вы, как человек думающий, задаетесь вопросом, куда мы все идем, в каком направлении движемся и ради какой такой всеобщей цели? Или общество уже разделилось настолько, что каждый пребывает в заботах о себе – цели сузились до собственного благополучия.

– Я не чувствую какой-то объединяющей цели, но она должна быть. Реально существуют отдельные сегменты, общины, которые движутся каждый в своем направлении. И это самый большой минус государства! Отсутствует общее, объединяющее начало. Бесполезно призывать: «Ребята, давайте возьмемся за руки, мы же все жители этой маленькой страны, что нам делить?»

Я наблюдал это в Германии, где немцы и русские создают свои дружины, – так стираются красные линии. Если мы так долго не смогли найти концепцию со знаком плюс, то тогда, увы, объединить может только концепция со знаком минус. Когда появится общий враг, общая беда.

– И… резко сворачиваем на спидвей.

– Спидвей начинался для меня с отца. Маленьким я прятался за его руку, мне казалась она такой большой и надежной. Всех пацанов отцы тогда таскали на спидвей. Был очень громкий звук, много гари, запах метанола. Эта призма прошла через мою жизнь. Спидвей во многом живет в нашем городе, потому что это семейная вещь, на уровне подсознания. Сюда приходят и гопники, и интеллигенты. Это место, где можно расслабиться, почувствовать себя равным среди равных. На одной трибуне можно увидеть внука, сына и деда. В этом ностальгия и романтизм какой- то.

Организовать Гран-при Латвии в Даугавпилсе предложил Рыбников. В итоге я занимался этим с 2006 по 2017 год. Чтобы какая- то идея смогла воплотиться в жизнь, в нее надо поверить. А в проведение этапа Гран-при по спидвею в Даугавпилсе сначала никто верить не хотел. Иронизировали. Поверили Рыбников, Лачплесис, Строде.

Но вот уже два года, как Гран-при не проходит в Даугавпилсе. Мы ушли из этапов в 2017-м. Сижу дома, смотрю прямые трансляции с больших арен из других стран и понимаю, что мне дико повезло. В таких проектах я мог бы поучаствовать только где- то в Лондоне или Нью-Йорке. Другие ребята, чтобы поучаствовать, понюхать порох этого мероприятия, платят большие деньги. А мне повезло быть в этой системе в качестве комментатора соревнований, я также отвечал за визуализацию, за само мероприятие.

У даугавпилсского спидвея одна большая и известная проблема – излишняя политизированность, тогда как спидвей должен быть абсолютно независим.

Расскажу незабываемый случай из своей практики. Однажды во время награждения гонщиков я получил сигнал из диджейской рубки, что нет возможности запустить гимн Австралии. На решение проблемы отводилось только 10 секунд. Нас в это время показывали 150 стран мира. В этот момент я почувствовал, что мои волосы седеют. Голова закипела. Грозила неустойка, ощутимые штрафные санкции. Ситуацию помогли разрулить англичане. Они моментально нашли в Интернете гимн Австралии, в итоге по TV гимн запустили, но на самом стадионе он не звучал. Занявший тогда первое место Ли Адемс стоял в кепке, и не слышал гимна, передаваемого только в трансляции. На него тут же посыпались упреки, почему в головном уборе. Мы долго извинялись перед гонщиком.

– Если бы вы могли совершить чудо, или кто-то совершил его для вас – какого чуда бы хотелось?

– Чудо для меня – это дети, маленькие люди всему верят. Такая доверчивость умиляет. Но чудо и когда человек в 50-60 лет верит, что невозможное возможно.

Одновременно сожалею, что в сегодняшнем обществе для большинства людей чудо связано с культом потребления. Новоявленные мобильные телефоны, машины, поездки в Турцию под девизом «все включено», – для людей это и есть чудо. Они требуют и требуют очередного волшебства в потребительском ключе.

А для меня чудо в том, что весной яблоня вся была в цветах, а сегодня бабушка положила в мою ладонь сочный гронштейн.

– Спасибо за интервью.