Ветеран: «Я прошу только правды»

Ветеран: «Я прошу только правды»
В редакцию газеты «СейЧас» обратилась наша читательница Светлана Сеяне. Пришла с горечью и обидой не столько за себя, сколько за одинокого ветерана Великой Отечественной войны Антона Ивановича Скурьята, которого исключили из Даугавпилсского отделения борцов антигитлеровской коалиции, попросту выставили за дверь,когда тот пришел платить членские взносы.

Антон Иванович, в скромный домик которого на Юдовке мы приехали вместе со Светланой, встречает нас радушно.

СРАЖАЛСЯ И РАНЕН НА ПОЛЕ БОЯ


Зовет присесть у стола, подстилая на «пожилой» стул газетку «для чистоты», и тут же достает с полки многочисленные документы. Это – его доказательства. Вот удостоверение инвалида Великой Отечественной войны второй группы, вот документы о присвоении наград, в том числе Ордена Отечественной войны. А вот и справка Браславского райисполкома от 28 ноября 2007 года о том, что он, Антон Иванович Скурьят, с августа 1949-го по октябрь 1950-го принимал участие в боевых действиях, борясь с бандитизмом и национальным подпольем на территории Западных районов БССР. Как следует из документа, 28 октября 1950 года он был контужен при боевом столкновении от разрыва гранаты, что впоследствии и стало причиной инвалидности. Документ этот, судя по его потертому виду, Антон Иванович предъявлял и перечитывал не раз. Ведь вся беда в том, что свое право именоваться ветераном войны ему сегодня приходится отстаивать, добиваться восстановления той единственной правды, которая для него важна на склоне лет. «Несправедливость в том, что они меня исключили, даже не объяснив, за что, – сетует Антон Иванович. – Я два года не был в ДОБАКе, а когда пришел взносы заплатить, у меня не берут, говорят, ты нам не нужен. Я не был пассивным, наоборот, сколько мог, помогал нашей организации. Так за что же со мной так поступать? И теперь на 9 Мая не зовут, я им как чужой. А тут сказали, что им документов не хватает каких-то, чтобы, значит, меня ветераном признать. А раньше, значит, хватало?


Не скрою, я служил в такой организации, которая просто так никому никаких справок не раздавала, да и информация о нас была минимальной, но вот же документы на руках у меня есть, так что же еще требуется? Да и в ДОБАКе меня знают, спросите любого из простых ветеранов, никто слова плохого не скажет». О том, что слова ветерана справедливы, свидетельствует и отметка на документе – «выдано на основании справки Комитета государственной безопасности по Витебской области». Что-что, а сведения в этой организации всегда проверялись хорошо. Ошибки и случайности исключались. Да и не в том возрасте Антон Иванович, чтобы ему не верить, тем более в таком вопросе. «Я ничего не прошу, я только хочу, чтобы восстановили меня в ветеранской организации!» – говорит он.

«В БОГОДЕЛЬНЮ НЕ ПОЕДУ!»


В разговор вступает Светлана. Антону Ивановичу она помогает, по ее собственным словам, на общественных началах. Они были знакомы и с покойной ныне мамой Светланы, бывшей узницей фашизма. «Я его и по врачам вожу, когда нужно, он хоть и бодрый, да и болезней никаких нет, но, видимо из-за последствий ранения может ни с того ни с сего упасть где-нибудь, так что поддержка при поездках ему требуется, – рассказывает Светлана. – Конечно, ему в силу возраста, все же за восемьдесят уже, хорошо бы в город перебраться, но продать его скромную избушку, чтобы купить квартирку в городе, не получается, а в пансионат Антон Иванович категорически не хочет ехать, боится даже, что его без согласия заберут, так что ничего даже не подписывает, пока я ему не прочту документ, вот и ходим вместе по инстанциям». Услышав про пансионат, ветеран категорически мотает головой: «В богадельню не поеду! Там не живут люди, умирать туда едут!» Оказывается, вопрос с пансионатом подняли журналисты одной из городских газет.


Приехав, как и мы, к Антону Ивановичу в гости и увидев, что живет он не слишком комфортно, они и посоветовали дедушке перейти на полный пансион государства… Вот только не по сердцу он ветерану. Скромный быт свой он переносит спокойно, привык, врос в него, как говорится, корнями, и рубить эти корни не желает. «Ко мне из соцпомощи приходят, помогают, приносят, если надо что, я доволен», – говорит он. Да если честно, то чем его избушка отличается от десятков стариковских домиков в латгальской глубинке? Так там еще и до магазинов да транспорта доберись попробуй! А тут – и город рядом, да и добрые люди найдутся, помогут если что. «И в конце концов он еще достаточно бодр, чтобы сам себя обслуживать, так что незачем человека в пансионат и спихивать», – говорит Светлана. Антон Иванович выходит проводить нас на крыльцо.
С некоторой даже гордостью показывает на новый колодец. Колодец и вправду добротный. А вот в огородике ветеран уже почти не работает, годы все же не те, но ничего не запущено, бурьяном не заросло. Конечно, сам домик ремонта не видел давно и внутри, и снаружи. Но тем не менее живет в нем ветеран, даже ванну умудрился оборудовать в небольшой комнатке. Прощаясь, Антон Иванович машет нам рукой, потом говорит: «Я ничего не прошу, а хочу только, чтобы была восстановлена справедливость, ведь жизнь моя уже к закату идет. Бог мне поможет, я верю в него, ведь Господь меня сохранил от смерти в бою, – тут голос старика впервые дрогнул, по щеке скатилась слеза. – Я был ветераном, ветераном остался и ветераном хочу умереть!»

«ПОМОГАЮ ПО ЗОВУ СЕРДЦа»


Из дальнейшего разговора со Светланой становится ясно, что и она в обиде на прессу.


«Вот приезжала журналистка из другой газеты к Антону Ивановичу, когда стали мы с ним бороться за то, чтобы восстановили его в ДОБАКе, а потом я читаю в газете, что получается, вроде бы, я хочу нажиться на его имуществе, – говорит она. – Мол, я вообще неизвестно кто и непонятно, зачем его опекаю. И обо мне, мол, все вокруг только плохое говорят. Я уже говорила, что помогаю Скурьяту бескорыстно. В организации, которую я создала и куда входят жертвы тоталитарного режима и инвалиды, на сегодняшний день 140 человек. Все это в основном пожилые люди за восемьдесят. Существуем мы на членские взносы, помощи ниоткуда никакой не имеем. Дума нас тоже не привечает, не «свои» мы, наверное, тамошним правителям. То документы потеряют, которые я подавала, то вообще говорят, что и не просили мы ничего. Ну да ладно, я сама готовлю подарки для старичков, на свои деньги покупаю многое. Вот Красный Крест, правда, поддержал нас продуктами, аптеки лекарствами помогают иногда – так и живем. А в этом году я пережила большое горе – умерла моя мама, бывшая узница Саласпилса. Пострадала наша семья, в том числе и я сама, и от репрессий. Да и сегодня препон хватает, но я надеюсь на свои силы и пока могу, буду помогать старикам, которым еще тяжелее остаться на склоне лет в четырех стенах. И уж не за материальные блага я борюсь, и не за квартиры – как меня пытались выставить, а просто не могу жить иначе».


И такая неподдельная горечь чувствуется в словах моей собеседницы, что трудно усомниться в ее искренности. Еще немного поговорив о будущем общественной организации, мы прощаемся. Сталкиваясь с такими людьми, как Светлана, не всегда сразу и решишь, как ей можно поспособствовать в ее благородной миссии. И все же главная наша журналистская поддержка – это слово. И лично я не сомневаюсь, что заботы и добра не бывает много. И пока есть на этой земле люди, готовые в ущерб себе нести эту заботу ближним, человеческое существование имеет смысл, даже если кому-то такие люди кажутся чудаками.


Что же касается Антона Ивановича Скурьята, то мы приложим все усилия, чтобы эта история завершилась справедливо и чтобы следующий день Победы он встретил за общим столом с ветеранами, ведь мы, более молодые поколения, учились в свое время правде и справедливости именно у них.