«Нас не пустили попрощаться с мамой»14
Она начинает свой рассказ со слов о том, что у ее матери была аритмия, и она 14 лет жила «на таблетках». 29 апреля у нее поднялось давление до показателей 190 на 100, и родственники вызвали скорую.
«Медики дали ей таблетку, давление понизилось. 30 апреля я приехала к ней, а она такая слабая. Снова вызвали скорую. Сделали кардиограмму, отвезли ее в больницу. Там еще кардиограмм пять, анализы. 1 мая я к ней в больницу, а мать говорит, мол, спасли меня доктора, а теперь хочу домой. И точно, после обеда звонит, что ее уже выписывают. Я приехала. Доктор говорит, в кардиограмме есть какие-то изменения, но какие, он не знает. Анализы крови вроде бы показывают небольшое улучшение. Я спрашиваю: «Может, надо ее оставить?». А мне: «В кардиологии нет мест» «А если снова станет плохо?» «Тогда вызовете скорую».
Напоследок посоветовали в плановом порядке сделать коронарографию. И мы поехали домой. Пока дошли до машины, маме уже стало плохо. Предлагала ей вернуться, она отказалась. Добрались домой. Мама пошла полежать, но потом призналась, что ей плохо, попросила вызвать скорую. Это спустя три часа после приезда из больницы!
Скорая приехала быстро, все работали слаженно. Забрали ее опять в больницу. Надо было мне ехать. Но поехал с ней мой папа. На утро я хотела съездить навестить ее, но узнала от папы, что в больницу ее так и не положили. Сделали «компьютер» головы, выписали таблетки и отправили домой.
Вечером мы с ней созванивались, а у нее голос такой странный, как замедленный. И на следующий день тоже. А вечером 3-го числа звонит папа и говорит, что маму увезли в больницу на скорой, что ей стало совсем плохо, в скорой откачивали. Мы с братом поехали в больницу. Мать в интенсивке. Отец под дверями. В палату везут какую-то аппаратуру, ходят люди в белых халатах. Неспешно так. Только один доктор, я его хорошо запомнила, бежал в палату. Тогда я поняла, что дело плохо. Но я слышала, как мама разговаривала, они спрашивали у нее, где болит. Нам никто из персонала ничего не говорит. Мы у всех спрашиваем, а нам одно: «Туда нельзя. Сейчас выйдет доктор, всё скажет». Но никто ничего не говорит.
Папа в тот день был нетрезв. Пытался зайти в палату, чтобы узнать, что происходит с мамой. Никто ж ничего не говорит. Но вместо того, чтобы что-то сообщить нам, медики вызвали охранников. Те стояли около двери палаты и никого не пускали.
Потом вышел кто-то из палаты и сказал: «Извините, мы не смогли ее спасти». И всё. У меня началась истерика, у папы тоже. Он вообще пришел в бешенство. Несколько человек вышли из палаты, но кто-то так и остался за дверями, я слышала. Мы просили, чтобы нас пустили попрощаться с мамой. А нам в ответ категорическое «нет». Мол, будет вскрытие, и заберете тело. Не положено. Мы были в отчаянии и гневе! Даже эти охранники нам сочувствовали, но признались, что это их работа, и они не могут нас впустить. Но медперсонал пошел дальше и вызвал полицию. Состоялся еще и неприятный разговор с полицейскими. К маме нас так и не пустили», – рассказывает женщина, плача навзрыд.
Потом она была у кардиолога Егорова, который, с ее слов, дал ей понять, что нет смысла проводить вскрытие, и она написала отказ от данной манипуляции. Затем был больничный морг, где в 9 часов утра она никого не нашла на рабочем месте, а зайдя с другого входа, застала его сотрудниц за неспешным завтраком. «Говорит мне, подпишите вот здесь. Мою ручку только не берите, у меня руки жирные», – вспоминает наша собеседница потрясшие ее моменты общения с медперсоналом больницы.
После смерти мамы стало плохо ее папе. У него резко упало давление, «подскочил» сахар в крови. Скорая привезла и его в больницу. Там сделали «компьютер» головы, рентген, взяли кровь на анализы. «Сказали, кардиограмма хорошая. И рентген тоже. Сделали капельницу, и мы стали ждать результатов анализов. Четыре часа. После пересменки нам сообщили, что анализы «не получились», и предложили подождать еще несколько часов. Я уговорила папу сдать анализы повторно, но мы уехали, не дожидаясь их результатов. По пути домой они позвонили мне сами. Мол, анализы плохие. Есть какое-то воспаление, но опять: «не знаем, какое». Мы развернулись и поехали в больницу. Папу положили на восьмой этаж в терапию. Когда мы поднялись туда в 11-м часу вечера, медсестры встретили нас неприветливым взглядом и протяжной фразой «Вечер становится нетомным…». Ну уж извините, что человеку плохо, и мы к вам пришли!
Не подумайте, что все медики такие. Среди врачей и медсестер есть очень разные люди, за эти страшные майские дни я в этом убедилась. Могу сказать слова искренней благодарности медикам скорой. Также очень благодарна доктору Киселевской, которая разложила всё «по полочкам» и рассказала мне, что у папы очень тяжелое гнойное воспаление легких, что одно легкое вообще не работает. Очень странно, конечно, что в приемном покое этого по рентгену не увидели… Вот еще хирург, доктор Новиков. Тоже очень хороший врач. Все объяснил доходчиво. Спасибо ему.
Но есть и просто страшные люди среди медперсонала. Доктора, которые разговаривали с нами, словно господа, глядя сверху вниз, грубые санитарки и безучастные медсестры. Просто хочу рассказать о произошедшем с моей семьей, чтобы люди знали, к чему быть готовыми», – говорит женщина, утирая слезы.
В смерти мамы она винит себя. Говорит, что надо было ехать с ней во второй раз в больницу и настаивать, чтобы ее там оставили. А иначе ее постоянно «футболили», и исход самый печальный.
Член правления Даугавпилсской региональной больницы Рейнис Йокст отмечает, что он и его коллеги проверили всю документацию данной пациентки, и у него нет нареканий к подчиненным. «На тот момент у нее не было показаний, чтобы оставлять ее в больнице 1 мая или положить обратно позже вечером», – настаивает он. А вот что касается решения медиков лишить близких возможности попрощаться с умершей в палате интенсивной терапии женщиной, то Рейнис Йокст признает ошибку докторов. «После всех проведенных реанимационных мероприятий вид у нее был не самый приятный. Но медики могли предупредить об этом родных и всё-таки пустить их в палату. Я лично принес извинения дочери умершей за этот случай», – сказал главврач.