Реформа русских школ как политический эксперимент2
Правые правительства в Латвии, уже четверть века сменяющие друг друга, обычно не заморачиваются на обсуждения законопроектов с обществом. Все решения они стараются «пробить», «протащить», «переломать через колено», не оглядываясь на налогоплательщиков. В демократическом европейском обществе, к которому наши правые себя формально причисляют, принято знать и учитывать мнение тех, на кого направлены изменения. Но это не наш случай.
На заседании Совета по вопросам образования нацменьшинств даже не пустили тех, кто мог высказать какие-то сомнения, а тем, кто все-таки туда попал, не дали слова. Министр не провел предварительных консультаций и исследований – как ученики, родители и учителя относятся к реформе. Ему это не интересно. Он решает свои политические задачи.
Вот некоторые факты, которых так боится выслушать министр образования Карлис Шадурскис.
Школы нацменьшинств в Латвии пользуются стабильным спросом. По данным Минобразования, начиная с 2011 года число детей, обучающихся в школах нацменьшинств с русским языком обучения, растет, несмотря на неблагоприятную демографическую ситуацию. Также выросло число учащихся в других школах нацменьшинств.
Согласно исследованию «Гражданское и лингвистическое отношение школьников, осваивающих образовательные программы нацменьшинств», проведенному в 2010 году по заказу самого министерства, только 2% школьников школ нацменьшинств поддерживало переход на обучение только на латышском языке.
Лишь 35% школьников школ нацменьшинств считают, что в Латвии у всех жителей есть равное право повлиять на принимаемые в стране решения. Низкий показатель доверия к власти – прямое последствие «продавливания» первой серии реформ школ нацменьшинств в 2004 году. Логика авторов реформы: «Чем больше латышского языка в школе, тем больше должна быть их связь с государством», – терпит крах. Опрос показал, что насилие порождает протест и отторжение, а не любовь и привязанность. На вопрос: «Насколько сильно вы чувствуете привязанность к Латвии?» – 70% школьников ответили, что чувствуют слабую привязанность к Латвии или не чувствуют ее вообще. В 2004 году, когда проводился аналогичный опрос, слабую связь с Латвией или ее отсутствие указали только 29% школьников. Такой регресс после шести лет реформы!
Некоторые, потирая ручки, могут радостно кричать, что это влияние России. Однако по опросу количество школьников, чувствующих связь с Россией, – не изменилось, зато существенно выросло количество детей, которые себя ассоциируют с Европой. Парадокс заключается в том, что дети в семьях нацменьшинств все больше считают себя европейцами и все меньше – латвийцами.
Только 15% детей ответили, что связывают свое будущее с Латвией, с работой и учебой здесь. 85% допускают возможность работы за границей, а 80% желают получить высшее образование за пределами Латвии. Если цель реформы – работа на выдавливание, то хочу отметить, что правые партии достигли уже небывалых высот. Количество молодых людей, покидающих Латвию после окончания школы, – зашкаливает.
По данным Программы международной оценки студентов, (PISA) результаты 15-летних школьников по математике гораздо хуже, чем в среднем по 35 странам, входящим в Организацию экономического сотрудничества и развития. Причем начиная с 2006 года эксперты не зафиксировали никаких улучшений. Кроме заботливо положенного бревна на пути школьников в виде экзаменов только на латышском, никаких попыток улучшить преподавание точных наук не наблюдается.
По результатам централизованного экзамена по математике из 10 лучших школ – 8 школ нацменьшинств, притом что этих школ в три раза меньше. Непонятно, как «продавливаемая» реформа призвана улучшить знание, например, точных наук, которые так высоко котируются в мире.
Родители, школьники и учителя понимают, что реформа делается не ради них, а ради политических амбиций некоторых политиков. Карлис Шадурскис уже был министром образования 15 лет назад, а его партия «Единство» была у власти все это время. Прежде чем начинать новые реформы, ему следует оглянуться и подвести итог своих предыдущих дел. А родителям подумать: хотят ли они предоставить своих детей очередному политическому эксперименту. Школа – это не курсы языка, не экспериментальная лаборатория, а нечто большее.