Двинский дневник: во что большевики превратили „некогда цветущий город”6

«В Двинске. Лицо, только что прибывшее из Двинска, сообщило Вашему сотруднику следующие подробности об освобождении Двинска и жизни в нем за последнее время. Русские части были деморализованы и не изъявляли никакого желания драться. Так, уже за месяц до освобождения города, польскому отряду в 50 человек удалось незаметно пробраться в город и арестовать и увезти с собой большевистского комиссара и 14 красноармейцев. После освобождения Двинска латвийско-польскими частями, в город зашли весьма значительные, отлично вооруженные и снабженные польские части. Настроение среди поляков повышенное, и они готовятся к дальнейшему наступлению на Витебск и Смоленск. Во время последних боев и предшествовавшего обстрела город сильно пострадал от артиллерийского огня.

 

За последнее время, чуя свой близкий конец, большевики вели себя сравнительно прилично. Прекратились массовые расстрелы и организованная система террора. Обыски и аресты продолжались.

 

В городе чувствовался недостаток во всем необходимом. Несмотря на введение свободной торговли съестными припасами, чувствовался острый продовольственный кризис. Цены на продукты достигли за последнее время приблизительно следующих размеров: хлеб 50 руб., мясо 150 руб., соль 260 руб., масло 900 рублей советскими деньгами. Денежная система чрезвычайно запутана. Крестьяне наотрез отказываются принимать советские деньги. За 100 рублей керенками платят 170 руб. советскими; царские деньги расцениваются в 10 раз дороже советских. Вообще, керенок и царских почти не видно в обращении, идут исключительно советские деньги. В последнее время выпущены советские деньги новых образцов».

 

Корреспондент во время своего пребывания в Двинске был любезно принят областным начальником Латгалии г. Муйженеком, который в беседе с ним поделился своими соображениями о предстоящей работе:

 

«В Двинске, как вам самому, вероятно пришлось уже увидеть, большевиками все разрушено, никакой ни общественной, ни хозяйственной организации я не нашел, и потому теперь приходится прибегнуть к временным учреждениям. С этой целью по моей инициативе была составлена временная Городская Дума из 35 человек. Прежде чем составить список гласных, мною велись переговоры с отдельными группами населения. Городская Дума из своей среды выбрала Городскую Управу, которая, к сожалению, не может приняться за работу в должной степени, в виду отсутствия средств.

 

Что же касается продовольственного вопроса области, то необходимо отметить, что латгальские деревни смогут обойтись своими запасами, но города и местечки переживают в этом отношении кризис. Благодаря большевистскому хозяйничанью, население настолько изголодалось, что необходима самая скорая доставка продуктов. Значительную первую помощь населению оказывать начали американцы. Я думаю, что в ближайшие дни удастся приступить к питанию населения в широком масштабе. Здесь мне хочется отметить, что польское командование взаимообразно отпустило нам продукты».

 

Продовольственный вопрос и цены на хлеб зависели еще от одного немаловажного фактора:

 

«Самогонка. В связи с минувшими праздниками очень увеличилось крестьянское винокурение. Трата массы муки на выгонку водки и спирта значительно отражается на рыночнах ценах хлеба, а безакцизное винокурение, убавляя доходные статьи государственного казначейства, лишь содействует возрождению деревенского пропойства».

 

А вот как охарактеризовал в 1920 году положение в Двинске польский консул в Риге г. Сальцевич, вернувшийся из поездки по освобожденным местностям Латгалии:

 

«Если Двинск представляет собою типичный центр большевистского режима, то вся Россия должна походить на грандиозный разложившийся труп. Нельзя описать то чувство ужаса, которое охватывает самого спокойного, привыкшего к повседневностям военного разрушения, человека, когда он обходит некогда цветущий Двинск. Большевистская артиллерия, прошедшаяся по городу в знак прощального приветствия, превратила улицы, особенно центральные, в вереницы построек без дверей и окон, по которым прохаживается ветер и ковыляют тени людей.

 

Большевистский Двинск – больница, эпидемический карантин, где в каждой квартире свирепствуетсыпной тиф или оспа под различными псевдонимами. В городе осталась одна беднота, интеллигенции совершенно не видать. Магазины давно прекратили свое существование, а из общественных складов большевики успели все вывезти. Гостиницы, общественные места настолько загажены красноармейским постоем, что говорить о быстром восстановлении не приходится. Крестьяне, приезжающие в город, отказываются принимать деньги и требуют в обмен за продукты мануфактуру и другие товары. Горожане, возвращающиеся из деревень с продовольственных „прогулок”, сообщают, что крестьяне ни в чем не нуждаются, обзавелись мебелью, люстрами, пианино и т.д. Помещичьи земли в текущем году не вспаханы и не засеяны. Помещичьи усадьбы разгромлены.

 

Дух и дисциплина войск, занявших Двинск великолепны. Сведения об антиеврейских выступлениях, будто бы имевших место при занятии Двинска, не соответствуют действительности. Население в первое время относилось к польским войскам с опаской, удивляясь действиям и разговорам солдат, именующих друг друга панами, посещающих костел, великолепно обмундированных. Характерно, что перебежчики неоднократно заявляют: „Не убивайте нас, мы тоже буржуи!” Вот до какого деления на буржуев и пролетариев, исключающего возможность существования демократической армии, довели население большевики.

 

Взаимоотношения между польскими и латвийскими властями в Двинске не оставляют желать ничего лучшего. Административная власть передана в руки Латвии. Учреждены временные органы городского и уездного самоуправления. Деревянный мост через Двину исправлен, а несколько поврежденный железнодорожный мост будет также приведен в порядок».

 

В конце выпуска приведем заметку на тему государственного языка, проблема которого достаточно остро стояла и почти 100 лет назад:

 

«На русском или латышском? 2 ноября 1920 года в Двинске состоялось собрание служащих правительственных учреждений, на котором участвовали и служащие земских и городских самоуправлений. На повестке дня стоял вопрос о способе получения и распределения правительственного пайка. Из центра было рекомендовано организовать в Двинске правительственный кооператив, который получил бы и распределял бы пайковые продукты, как это имеет место в Риге.

 

Вместо ожидаемого объединения всех служащих получился некоторый раскол из-за государственного языка. Дело в том, что по предложению одного служащего городского самоуправления собрание, ввиду незнания латышского языка большинством присутствующих постановило прения вести на русском языке. Этим решением остался недоволен инженер Маркопс, который заявил, что собранием игнорируется государственный язык и он принужден будет покинуть собрание и телеграфировать о случившемся правительству. Неожиданный протест г. Маркопса привел в изумление служащих городских и земских самоуправлений; представитель последних заявил, что дело идет не об игнороировании государственного языка, так как таковой старательно изучается ими, а о лучшем разрешении и выяснении вопроса.

 

В конце концов решено было прения вести на обоих языках. Вследствие этого, национальное меньшинство было лишено возможности выяснить с надлежащей полнотой вопрос. Открытые платные курсы латышского языка, на которые записались незнающие его, дают надежду на то, что подобные инциденты в будущем не будут иметь места».