Убедительность киношной фактуры от Генриха М.8

Убедительность киношной фактуры от Генриха М.
Операторское мастерство у нас преподавал Генрих Саакович М-жян. На студии его знали с допотопных времен, он снимал почти все фильмы Хейфица, еще могу припомнить «Балтийское небо», «Шинель», «Трое в одной лодке», «Маленькие трагедии», «Анюта»…

 

В перерывах между фильмами, а то и параллельно с ними успевал прирабатывать левыми съемками. Оператор-трудоголик  он вкалывал чуть не круглые сутки, и в аудиторию приходил прямо с площадки:

 

- Сегодня на яхте вкусные кадры снял. На воде опасно снимать – вода в разные стороны по цвету разная – не смонтируется.  Если бы этот... под ногами не путался, целое кино снял бы.

 

- Кто «этот»? – спрашивали мы.

 

- Режиссер, - пренебрежительно отмахивался М.

 

Как и все кинооператоры, он был высокого мнения о своей профессии и считал себя на площадке главным. За исключением красивых актрис все прочие были дармоедами, без которых можно обойтись. Когда-то,  во время съемок фильма «Плохой хороший человек» возникла проблема:  у обоих главных исполнителей – Владимира Высоцкого и Олега Даля – не совпадал график работы в театре и они прилетали в Крым на съемку по очереди. Одну смену – Даль, другую – Высоцкий. При том, что в кадре предстояло быть вместе. Напоминаю, что до компьютерных технологий оставались не годы – десятилетия, и ничего – выкрутился оператор М.

 

Как всякий советский оператор, он  привык выкручиваться в условиях отечественного дефицита - лепил картинку из подножного мусора. Где веревочкой чего-то прикрутит, где кусочком целлофана перед объективом потрясет. Так и привык: для каждого кадра, - говорил нам, - изобретаете новый инструмент. А когда мы рассказывали ему об импортных наборах диффузионных фильтров, он скептически улыбался и сообщал нам, что самый лучший диффузион – это женские чулки или колготки.

 

Сначала мы приняли это за шутку, но потом узнали, что вся женская половина съемочной группы таскает ему свои рваные предметы туалета, он тщательно изучает их, натягивает по очереди на объектив, и некоторые особо ценные огрызки откладывает в личный золотой запас.

 

В те годы у всякого советского оператора была своя коллекция мусора:  куски разбитых цветных стеклышек, какое-то рванье и т.д.  Но самым лучшим подарком для М.  была старая, протертая и застиранная до прозрачности белая простыня.  То есть, не до самых дыр, а до предпоследней стадии:  когда нитки материи под задницей уже расходятся, но еще не рвутся. Именно такая штука замечательно отсекает от лица героини прямые солнечные лучи.

 

Женские лица, созданные на экране при помощи старой простыни, рваных колготок и профессиональных рук нашего учителя, раскрывались во всем очаровании. Ни у кого я не видел такой красивой Евгении Симоновой или такой легкомысленно-сексуальной Елены Прокловой – кто-нибудь помнит фильм «Единственная»? А в благодарность женщины приносили оператору «заношенное» постельное белье.

 

Мужчин М. любил меньше:

 

- Вот снимал Караченцова.

 

- И кого он играл?

 

- Дурака.

 

Много лет спустя посмотрел то кино: и в самом деле...

 

Отношение к собственным студентам было такое же: дармоеды от работы отвлекают. В самый первый день занятий он раздал каждому из нас по катушке кинопленки и объяснил задачу предельно лаконично: «снимите что хотите и принесите мне».

 

В каждой студенческой группе есть свой «дотошный»:

 

- Генрих Саакович, а конкретней можно: что именно снять?

 

- Что хотите, - отмахнулся учитель.  Дотошный не унимался:

 

- А если я хочу выйти на улицу и снять дерево?

 

- Снимите дерево, - поморщился М. Мы начинали его доставать.

 

- Да, но, если мы снимем дерево, то как вы поймете умеем ли мы снимать?

 

И тут в зажмуренных глазах полуспящего от усталости оператора промелькнула насмешливая искорка:

 

- А вы не обольщайтесь: снимать вы не умеете. Я посмотрю  умеете ли вы ДУМАТЬ.

 

...Тем и хороши слова настоящего учителя – полный их смысл раскрывается с течением времени...

 

В качестве кинооператора М. был классическим производственником, и  такие слова, как «талант» и «творчество» вызывали у него приступы саркастического остроумия. Довольно быстро он отучил нас от идиотских рассуждений о «магии кадра» и т.п. Его понимание своей работы было чисто голливудским: оператора в фильме быть не должно. Если зритель начал восхищаться красивой картинкой, значит оператор плохой.  

 

Некоторые режиссеры этого категорически не принимали, говорили, что он убивает «киношность». Да, собственно, и нас – его студентов – мастерство собственного учителя оставляло равнодушными, мы все тогда балдели от эффектной операторской картинки Павла Лебешева в фильмах Никиты Михалкова.  Сегодня, когда уже нет ни Лебешева, ни нашего учителя, я вижу обоих другими глазами.

 

...Однажды наш педагог-оператор сидел за монтажным столом и занудно поучал:  собственный материал нужно знать до сантиметра. Пол под нашими ногами был усеян обрезками 16-мм кинопленки - результат совместных монтажных упражнений. И, когда очередной раз прозвучало «знать до сантиметра», сонную одурь нарушил голос «дотошного». Он резко и бесцеремонно ткнул пальцем в один из свернувшихся кольцом обрезков пленки:

 

- Сколько сантиметров?

 

И, поймав учителя на слове, сделал лицо типа «ну и как будете выкручиваться?»

 

М.  даже не посмотрел по направлению пальца, только скосил зрачок и тут же выдал:

 

- Девятнадцать с половиной – можете замерять.

 

Мы все злорадно бросились с линейками и, разумеется, были посрамлены. Таки в каждой профессии есть свои страдивари.

 

...Ну и еще одна история, которую мне рассказали коллеги оператора. Начну с того, что М. был большим франтом, он даже на уроки приходил в фирменных джинсах, в кожаном пиджаке и в красной рубашке. По советским временам смотрелся нереально круто.  А в сочетании с породистым армянским лицом М. казался нам «иностранцем».

 

Как профессиональный киношник, он понимал собственную отстраненную типажность, и ему было это приятно. Но однажды с этой самой «несоветскостью» фактуры произошел неловкий случай.

 

Дело было в Париже, куда оператора командировали для съемок натуры. И вот представьте себе такую киношную картинку: стоит на тротуаре весь из себя европейский типа Шарль Азнавур, курит дорогую сигару, и все на нем от пяток до макушки европейское, все хорошего вкуса...

В общем, прикинулся советский человек несоветским человеком и  тащится от удовольствия.

 

...Не нужно смеяться, соотечественники со стажем – поймут.

 

И вдруг видит «парижанин» М-жян.:  несется по тротуару растерянный гражданин. Черный мятый костюм, белая рубашка, галстук-селедка на сторону сбился, лицо потное, глаза испуганные, в руках кошелки с покупками; в общем – классическое руссо-туристо отбившееся от группы.

 

И смотрит на пробегающего соотечественника неузнаваемый М. - с легким чувством собственной парижской убедительности наблюдает.

 

А тот гад взял и весь кайф испортил! Просто притормозил пробегая мимо и спрашивает запыханно:

 

- Тут НАШИ не проходили?

 

...Не знаю, может это и байка, хотя... серьезные люди рассказывали.