О превратностях любви «падших девочек» и не только67

О превратностях любви «падших девочек» и не только
Однажды, примерно в середине восьмидесятых годов, по центральной улице города Даугавпилса двигался парень с «не местным» выражением лица и орал пьяным голосом…

 

- Ну, что, фашисты: никто на вопрос ответить не может?!!

 

Культурные даугавпилсские прохожие ускоряли шаг, показывая озабоченность срочными делами.  Всем понятно, что нельзя смотреть в глаза ни пьяному, ни обдолбанному, ни попрошайке, но...  силен враг человеческий. Вот и на этот раз...

 

- А-а-а! – обрадованно заорал пьяный россиянин и растопырил передо мной руки, не давая пройти, - Где тут у вас вокзал?!

 

Я молча махнул рукой в противоположном направлении. Пытаясь удержать равновесие, собеседник недоуменно посмотрел в ту сторону, откуда пришел и снова обернулся ко мне. В тяжелом пролетарском взгляде созревало желание немедленной крови:

 

- Что же вы, фашисты, не хотите разговаривать с русским человеком! Нихт ферштейн?!!

 

Гость города разглядывал меня мутным глазом, прикидывая, чего со мной делать дальше.  Неожиданно в голове переключился тумблер и агрессия сменилась слезливым драматизмом:

 

- У вас, у фашистов ВСЁ ЕСТЬ!  - обреченно выговорил он, - У вас даже мороженая рыба!  Я бы... Я бы все это в Нижний Тагил перевез!


***

 

Для сегодняшнего поколения подобные сцены и тексты нуждаются в переводе на понятный язык.

 

Прежде всего: «фашисты» - это мы с вами.  То есть - мирное население Прибалтики с точки зрения пьяного (читай: откровенного) советского человека. И, если кто-то думает, что традиция обзывать нас фашистами происходит от легионерских шествий и политических «нациков», то он заблуждается:  фашистский мем о Прибалтике был вброшен в народные головы задолго до этого и поддерживался на протяжении послевоенных советских лет.  То есть, не на уровне официальной пропаганды, а – на неформально-доверительном: «между нами говоря, товарищи, мы же понимаем кто они такие».

 

 С дистанции бескрайних советских просторов отличие местных русскоязычных от местных титульных никак не читалось – для далекого россиянина мы все тут были  фа... «прибалты». Когда в питерской приемной комиссии узнали, что я из Даугавпилса,  передо мной вежливо извинились:  к сожалению, переводчика у них нет – придется сдавать экзамены на русском языке.  Я покорно развел руками и принял удар судьбы.

 

***

 

Перестройка в те дни набирала ход, и каждый день открывал что-то новое.  Однажды с телеэкрана мы услышали настоящий голос товарища Сталина. Запись живого выступления перед съездом произвела шокирующее впечатление на драматурга Арминса Л:

 

- Володя!  Оказывается, у этого «вождя»  был голос деревенского пид***са!

 

Это в смысле:  КЕМ же нужно быть, чтобы полюбить ТАКОЕ?!  ...В нашей тогдашней эйфории мы и вообразить не могли грядущие сюрпризы народного полового влечения. Сегодня в этом стыдно признаться, но ведь и впрямь поверилось, что ни гебешная зараза, ни всенародное холуйство перед властью никогда больше не вернутся в нашу жизнь.


***

 

Мы встретились несколько лет спустя  на питерском фестивале – в общей латвийской делегации.  К тому времени расползание по разным культурно-этническим углам начинало принимать более категоричную форму. В общем гостиничном номере мы обсуждали больной вопрос текущего времени:  это кто нас так ловко по сторонам развел. А ведь совсем недавно русскую и латышскую интеллигенцию объединяли общие надежды и, самое главное,  общее неприятие одного и того же зла.

 

...Как вопрошал Макбет, «кто это сделал, лорды?!»

 

Впереди еще оставались рижские баррикады – прощальный рецидив совместной эйфории, но уже тогда возникало смутное подозрение, что  кипение двух фронтов – «народного» и «интернационального» - помешивает одна и та же знакомая ручонка.

 

 Дальнейшие проблемы примитивного биологического выживания выбили из нас этот праздный вопрос – не до того стало. 

 

***

 

О выживании. Я не представляю, как выглядели магазинные полки Нижнего Тагила, если подметенные даугавпилсские прилавки поразили гостя изобилием.  В те годы мне подолгу приходилось бывать в Питере, и я периодически отправлял домой в Даугавпилс посылочные ящики с хозяйственным и туалетным мылом, спичками, клейкими советскими макаронами, и даже с леденцами на замену сахара.

 

В свою очередь питерские и украинские знакомые тоже хотели полакомиться чем-нибудь нашим-специфическим. Их наивные пожелания ввергали меня в замешательство - мы здешние уже с конца семидесятых забыли, как выглядят эти вещи на магазинной полке:

 

- Прихвати в следующий раз сыра «Виола»,  конфет «Прозит», рижских шпрот – в общем:  чего-нибудь вашего, литовского.

 

Я объяснял, что мы не Литва, а Латвия.

 

- Да какая, нах, разница!

 

Повторяю: мы были для них «Прибалтикой», а в «Прибалтике» ВСЁ ЕСТЬ. Отнять мороженую рыбу у Даугавпилса и отдать Тагилу было, с точки зрения пьяного тагильчанина, восстановлением справедливости – «Прибалтику вся страна кормит».


***

 

Кстати, напомню, что в советские годы слова «всё есть» обладали конкретным смыслом. К примеру, когда советский человек возвращался из командировки в Свердловск или из турпоездки по Золотому Кольцу  и его спрашивали «ну как там», ему и в голову не приходило расписывать достопримечательности:

 

- Сардельки без ограничений, - восхищенно рассказывал путешественник, - масло дают по две штуки в одни руки, а буженину - по пол-кило.

 

- Ну, понятно, - завистливо вздыхали собеседники, - у них там ВСЁ ЕСТЬ.

 

Значение сакрального советского вопроса «ну как там» тоже не менялось десятилетиями. Один из моих приятелей реализовал детскую мечту:  как только открылись границы, съездил посмотреть на египетские пирамиды.

 

- Ну как там? – жадно накинулись на него по возвращении.

 

Приятель начал описывать впечатление от пирамид.

 

- Кончай  вы****ваться! – нетерпеливо одернули его.

 

***

 

Первое наглядное представление об изобилии пришло в нашу жизнь вместе с «ножками Буша». Праздничный новогодний дефицит продавался на всех углах по смешным ценам. Так советские люди впервые узнали, что курятина может быть простой ежедневной пищей,  и так отступил призрак реального голода.

 

...А когда отъелись, смачно харкнули в протянутую руку помощи: дескать и окорочка были перемороженные,  да и не помощь это была, а – поддержка собственных фермеров.  Самые же патриотичные из патриотов объяснили, что особый химический состав этих модифицированных ножек был предназначен для снижения рождаемости русского народа.              

 

Заодно узнал, что американская помощь голодающему Поволжью тоже, оказывается, преследовала подлые цели.  

 

А в преддверии 70-летия Победы известная эстрадная певица сочинила от имени «девочки из России» открытое письмо президенту Обаме. О том, как Америка в конце войны «тушенкой присоединилась». Письмо «девочки из России» вызвало искреннее веселье патриотической общественности: ай поддела! «Тушенкой присоединились», ха-ха-ха!

 

Прочитав про тушенку, приятель грустно прокомментировал: «Б***дь – она  б***дью и останется».

 

***

 

...И это не только о «девочке».