Ностальгия?! Часть 38

Ностальгия?! Часть 3
Начну с того места, на котором остановился. Итак, на мемуарном фолианте 1912 года красовалась монументальная фамилия автора – «Александр де Рибасъ». Двоюродный потомок того самого де Рибаса, о котором одесситы так и говорят: тот самый де Рибас. Ну кто же не знает главную улицу Одессы - Дерибасовскую!

 

В последней четверти восемнадцатого века на территории будущей Новороссии шли бои с турками:  Россия пробивала выход к Черному морю.  Это была эпоха великих возможностей:  авантюрная политика Екатерины Второй привлекала искателей счастья чуть не со всей Европы.  В их числе оказались и двое бывших неаполитанских подданных:  Феликс и Иосиф де Рибасы.  Оба участвовали в военной кампании по завоеванию Юга:  Феликс отличился при Измаиле, а Иосиф де Рибас командовал штурмом крепости Хаджибей.

 

Иосифа де Рибаса императрица назначила первым градоначальником пустого места, на котором предстояло вырасти будущему городу.  Автор мемуаров настаивает, что его славный родственник неплохо понимал по-русски - сама эта настойчивость уже подозрительна.  Особенно, если припомнить его сподвижников:  первым комендантом Одессы был англичанин Кобле, а первым главным строителем – голландец де Волан.

 

Имена первых трех градоначальников известны даже тем, кто никогда не бывал в Одессе.  Первым был испанец  де Рибас,  вторым – француз де Ришелье (да-да, знаменитый «дюк» - родственник того самого кардинала), ну а третьим – де Ланжерон.  Кто же не знает  песенку «как на Дерибасовской, угол Ришельевской»;  или вот эта – известная немногим:  «заговорили о холерном вибрионе на Дерибасовской, в порту, на Ланжероне».

 

И еще на тему Европы. В 1989 году я сидел в одесском архиве,  мне нужно было пролистать кое-какие городские документы за 1840 год.  Услуга была платной.  «Вы уверены, что хотите их видеть?», - удивилась работница архива.  Странность вопроса прояснилось через несколько минут, когда принесли бумаги;  я с удивлением узнал, что даже в суровые николаевские времена одесская муниципальная документация велась на французском языке.  

 

Хорошо, а при чем же тут заявленная тема ностальгии? А давайте представим себе следующее. В самом конце восемнадцатого века на месте будущей Одессы был пустой морской берег, а всего лишь пятьдесят лет спустя (ну ладно, чуть поболее), здесь процветал четвертый по величине и богатству город Российской империи. Четвертый – после Петербурга, Москвы и Варшавы!  Благодаря бешенному городскому метаболизму у каждого городского поколения была своя Одесса, непохожая ни на предыдущую, ни на последующую; этот город - идеальная лаборатория ностальгии.  Сегодняшний облик Одессы сформировался только к концу девятнадцатого века.

 

...И как раз к этому времени автор мемуаров достиг того возраста, когда начинаешь понимать, что раньше трава была таки зеленее. Взять, к примеру, знаменитый оперный театр.  Сегодняшняя  Одесса без театра  – все равно, что Париж без Эйфелевой башни. Но именно театр Александру не нравился.  Его раздражала и новомодная венская архитектура и бесстыжие актрисы, танцующие на сцене кекуок и матчиш.

 

А ведь раньше на этом месте стоял прекрасный театр греческой архитектуры,  да и пьесы там ставились приличные. Это был театр дерибасовской ностальгической молодости.  Но однажды ночью старый театр загорелся.  Автор вспоминает, как его отец наблюдал за пожаром из окна и злорадствовал:  а вот не нужно было трогать старое! То есть: для дерибасовского отца чужим и новомодным был именно сгоревший театр, а ностальгическим воспоминанием отцовской юности был театр, который стоял ранее на месте сгоревшего! Вот его-то и не нужно было перестраивать – туда же Пушкин ходил!

 

Вы не запутались в театрах? ...Прелесть дерибасовских воспоминаний состоит в том, что ностальгическая Одесса существует для него одновременно в нескольких временнЫх срезах. Точка отсчета  - начало двадцатого века – эпоха написания книги.  Следующий срез – молодые и счастливые семидесятые годы.  Тогда и Одесса была красивее, и люди были добрее.  Даже еврейские погромы тех далеких времен выглядели как-то... веселее, праздничнее что-ли.  Во всяком случае, не так озлобленно и грубо, как сегодня – в начале двадцатого века.

 

Более глубокий срез воспоминаний – это уже до собственного рождения.  Такое бывает: благодаря родителям наши картины памяти начинаются задолго до начала нашей жизни. И потому  рассказ об одесской командировке Пушкина де Рибас передает, как личное переживание.  Своим свидетельством он даже пытается исправить скандальные неловкости той далекой истории.

Вот об этом – подробнее.

 

Для начала, пробежимся по известному нам всем составу событий.  Итак, молодой шалопай-чиновник, любимчик самого императора приезжает в Одессу с командировочным заданием и устраивается на квартире не ну кого-нибудь, а у графа Воронцова – главного начальника всей Новороссии и Бессарабии. И вот, вместо того, чтобы  заняться делом, наш герой целыми днями таскается за местными женщинами и играет в карты.  А за время проживания на квартире графа, успевает  походя наградить своего шефа рогами да еще эпиграммой ославить – «полумилорд, полукупец...»

 

Много лет спустя советские школьные учителя крепко добавили «крепостнику» и «царскому лакею» Воронцову:  он же гад, писал на поэта доносы!  Ага, читали мы те письма. Что-то вроде - Ваше Величество, уймите своего хулигана, иначе я с ним сам разберусь.  Послушайте, а ведь это дикая и дерзкая ситуация:  какой-то генерал угрожает государю наказать его любимца – зарвавшегося.... ну, скажем,  прапорщика.

 

Но это еще мелочи.  Главная же рана того давнего скандала не зарубцевалась по сей день.  Проблема в том, что одесситы до одури любят Пушкина. Для них он свой – одесский. Но!  Точно так же горожане до сих пор благодарны своему знаменитому «полуподлецу» графу Воронцову.  Уровнем административного таланта и государственного ума генерал-губернатор далеко опередил собственную эпоху.  Именно Воронцов добился для города статуса порто-франко;  именно этому неблагодарному гонителю пушкинского гения Одесса в наибольшей степени обязана своим процветанием.

 

И вот перед пожилым и болезненно деликатным де Рибасом возникла проблема:   как пересказать эту далекую историю, чтобы никого не обидеть:  ни Пушкина, ни графа, ни графиню? Автор справляется с этой задачей: он в равной степени расхваливает хорошего человека Пушкина и хорошего человека графа. А, чтобы отвлечь читателя от домашнего воронцовского скандала, он ни словом не упоминает о графине Воронцовой, зато восторженно рассказывает , как Пушкин соблазнил самую красивую женщину Одессы – жену греческого «негоцианта»  Амалию Ризнич.

 

В конце концов,  семейной честью греческого торговца можно пожертвовать ради репутации других уважаемых людей – уважаемого человека Пушкина, уважаемого человека графа и уважаемого человека графини. Таким образом ностальгическая память потомка основателя Одессы исправляет самые скандальные моменты городской истории, приводя ее к миру, красоте и гармонии.

 

(Продолжение следует)