Из культурного наследия прошлого

Из культурного наследия прошлого
Календарь Густава Мантейфеля (на фото справа) выходил с 1861 по 1871 год и явился первым и единственным периодическим изданием этого периода на латгальском языке.

 

Исследователи выделяли несколько периодов в развитии литературы и печати Латгалии. Первый – до 1865 года, когда книги на латгальском языке издавались в основном польским духовенством.

Понятно, что в большинстве своем это были издания духовного содержания – молитвенники, календари, а также первые грамматики. Иезуиты заботились о том, чтобы священники были обеспечены «духовной пищей», а также о ее распространении среди грамотных людей. Древнейшим изданием на латгальском предстает «Отче наш» (XVI век) и переведенный католический катехизис. 

 

Петерис Зейле, кандидат философских наук, в свое время обращал внимание на то, что за 135 лет вышло крайне мало книг светского характера, а именно: 4 издания против алкоголизма, 4 примитивные азбуки, 3 нравоучительных рассказа, 2 статьи о воспитании детей, одно издание по пчеловодству и одно – по математике. Единственным изданием светского характера, имевшим мало-мальски познавательное значение, указывается книга И. Мацилевича «Поучения и всякие способы для латышского крестьянина» (Вильнюс, 1850). В ее 30 главах, как в маленькой энциклопедии или справочнике, сплотились сведения, статьи, советы о явлениях природы, о географии, воспитании, сельском хозяйстве, домоводстве, первой медицинской помощи и т. д. В Латгалии эта книга использовалась и как средство для обучения грамоте. 

 

Развитие светской литературы тормозилось тем, что для господ она преподносилась на польском и других языках, священники были заинтересованы в издании книг духовного содержания, а местные жители в массе своей вообще не умели читать и писать. 

 

Открывшуюся в XVIII веке в Краславе духовную семинарию, к обучению в которой первоначально допускались только поляки, в течение последующего столетия окончили несколько сотен ксендзов, знающих местный язык. 

 

Генерал-губернатор Виленский, Гродненский и Минский М. Муравьев (1796–1866), прозванный российскими либеральными и народническими кругами Вешателем, о жизни латгальцев той поры отзывался так: «Подданные крепостников, которые им (крестьянам) чужды по происхождению, они испытывают все то, что испытывает черный негр на плантациях Миссисипи».

 

«Чтобы дым не выел глаза»

 

Второй период – период запрета печатания латиницей латгальских книг и распространение такой литературы (1865–1904). В 1861–1867 гг. генерал-губернатором Северо-Западного края и командующим войсками Виленского военного округа был К. П.  фон Кауфман, который после подавления польского восстания 1863 года ввел запрет на латиницу в рамках государственной политики русификации края. Отныне книги на подведомственной ему территории должны были издаваться только на кириллице. Цель закона – уменьшить влияние поляков в этой области, укрепить позиции царизма и православия. Однако духовные книги, напечатанные русским шрифтом, бойкотировало польское духовенство. Да, к тому же народ, не умудренный в польском, не понимал и русский язык. Одно из важнейших событий этого периода – выход календаря на латгальском, изданный историком и меценатом Густавом Мантейфелем в Риге. Календарь выходил с 1861 по 1871 год, т. е. в итоге получилось 10 номеров Inflantu zemes Łaikagromota aba kalenders («Временная книга Инфлянтских земель, или календарь»). В XIX веке этот календарь стал единственным периодическим изданием для латгальцев. На его живых страницах публиковались нравоучительные рассказы, стихи, поговорки, народные песни, сведения о Латгалии, описание местных традиций, а также новости из других местностей и стран. Авторами публикаций был сам Мантейфель и католические священники. Духовные песни переводились с польского. В каждом календаре повествовалось о «хороших манерах», давались «умные советы, написанные для пользы каждого разумного человека». Интерес представляли и маленькие рассказы в форме диалога между Повулом и Таньчем, Езупиной и Одуминой, Езупиной и Винциной. 

 

Кроме того, календарь пропагандировал важность образования. Так, в календаре за 1864 год была напечатана статья о пользе крестьянских школ; крестьян призывали самостоятельно строить школы и самим же содержать учителя. Вопросы просвещения раскрывались также в форме диалога между понимающим крестьянином по имени Пувул Зейс и «упрямым» Якубом Понтагом.  В издании 1870 года обращалось внимание на задымленные избы, предлагалось строить трубы, «чтобы дым не выел глаза». В этом же номере статьи и стихотворения посвящены борьбе с алкоголем: «Есть еще распустники, безбожники и жулики, – во всем повинно сладкое вино, карты, водка, кабаки». П. Зейле отмечал, что в это время «в Латгалии усиленно строились винокуренные заводы и кабаки» – как дополнительный источник доходов для помещиков. Безусловно, календарь имел позитивное образовательное значение, расширял кругозор людей. Вместе с тем вспомним, что первый календарь на латышском языке вышел в 1762 году в Курземе, т. е. с разницей в 100 лет!

 

Роль книжников

 

Период запрета печатания латиницей характеризуется рукописными книгами, а также деятельностью так называемых народных поэтов. Лидерами народного пробуждения Латгалии выступали Андрив Юрджс и Петерис Миглиник. В творчестве последнего, как указывает Зейле, прослеживался крутой поворот от идеи народного просвещения к революционному демократизму. В это время книги, большинство из которых, как уже упоминалось, составляли католические духовные издания, печатались в Риге или за границей.  В запретный период на сцену пробуждающейся латгальской культуры выходят так называемые книжники, которые переписывали книги от руки. Наиболее известные из них уже вспоминаемые выше А. Юрджс, П. Миглиникс, а также Я. Сейльс, О. Лейко, Я Шкестерс. Но переписчики книг были почти в каждой волости. Из них-то и выросли первые слагатели стихов и песен в фольклорном стиле. Сохранились их имена, иногда без фамилий, но о жизни этих людей, как и о том, кто именно автор той или иной песни, – сведений, увы, нет. Переписывание книг от руки, издание сборников рукописных книг 1870–1890 гг. стало особым видом ремесла. Лучшие переписчики собирали для этого всю доступную художественную литературу – рассказы, стихи, сказки, песни.

 

О богатстве латгальского народного творчества красноречиво свидетельствуют сами народные произведения, сравниваемые с цветами. Зейле отмечает большое разнообразие латгальских обрядовых и особенно свадебных песен, их лиризм, а также юмор шуточных песен. В них – душа Латгалии, и «нашим собирателям фольклора, композиторам предстоит большая работа, чтобы оценить все эти духовные богатства». 

Наиболее прилежным из всех переписчиков считается Андрив Юрджс (1845–1926). Интересно, что Юрджс переписывал также латышские газеты «Маяс виезис» и «Петербургас авизес», наиболее интересные статьи из которых переводились на латгальский. 

 

На латышском литературном

 

Следующий период связывается с отменой запрета печатания (1904). Он ознаменовался выходом прогрессивной латгальской газеты «Гайсма». Издание освещало отдельные стороны революции 1905 года, вставало на защиту интересов крестьян. Однако эта газета в силу разных причин просуществовала недолго. 

 

В начале 1920-х годов вышел научно-литературный и общественный журнал «Рейтс» под редакцией Райниса, В. Беркалса, Я. Опинцанса и П. Башко. Но интересы основной массы трудящихся все-таки в большей степени отстаивали революционные подпольные издания – «Латгалишу цейня», «Латгальская борьба», «Латгальская правда», «Тайснейба» и др. 

 

С установлением советской власти в Латвии все издания латгальской печати стали выходить на латышском литературном языке. «Конечно, мы должны отдавать должное всему ценному, чисто латгальскому (это в первую очередь относится к фольклору, этнографии, народному искусству, музыке). Нашим языковедам, особенно выходцам из Латгалии, надо изучать особенности диалекта и его взаимоотношения с латышским письменным языком, больше и глубже показывать жизнь и духовный мир людей современной Латгалии, чтобы внести новый вклад в латышскую советскую литературу, которая принадлежит всему нашему народу. Если литература Латгалии характеризуется своей относительной бедностью по сравнению с литературой остальной Латвии, то в этом повинно не что иное, как гнет и отсталость, которые на протяжении веков были проклятием этого края», – пишет П. Зейле («Падомью Даугава», 1958). Притеснителями называются польские паны, царизм, католическая церковь – «экономический, политический, национальный и духовный гнет нигде в Латвии так не душил свободную творческую мысль, как в Латгалии».