Стихи как эхо памяти1

Сборник этот издан в 40 экземплярах при непосредственном и совершенно безвозмездном участии даугавпилсского краеведа Владимира Филиппова; редактором стала Елена Фигурина, известная как исполнитель авторских песен и отзывчивый человек. Владимир называет вошедшие в сборник стихи криком раненой души. «Невозможно представить, чтобы на глазах маленькой девочки происходили расстрелы и избиения людей. Так получилось, что ее семья во время войны проживала по соседству с местом, где немцы творили свои злодеяния…» – поясняет он.

Н.С. Григорьева родилась в Даугавпилсе в 1931 году. Ее отец работал мастером на лимонадной фабрике Микулина, а мама на сахарном производстве. С прибавлением в семье детей, которых в довоенное время народилось шестеро, она стала домохозяйкой.

«В первый класс я пошла в латышскую школу на Форштадте, но после немецкой оккупации ее закрыли, и мы стали учиться в бараке (в районе завода «Электроинструмент».) Когда немцы решили сгонять в него военнопленных, уроки стали проходить в одном из еврейских домиков в районе Новостроения. Так я доучилась до 6-го класса. В 7-й поступила после войны, школа была в здании Польского дома. После семилетки продолжила учебу в вечерней школе, она размещалась в здании 1-й латышской школы», – рассказывает Нина Сергеевна.

Есть у нее и запас своих воспоминаний о президенте Карлисе Улманисе, с которым встречалась, будучи ребенком. В конце 1930-х годов практиковалось отправлять городских детей из многодетных семей на побывку в сельскую местность. Так девочка Нина однажды оказалась в Ницгале у зажиточных и гостеприимных латгальцев Зузанов. Для ребятни такое сытое приволье было настоящим счастьем! И получилось, что в это самое время Улманис объезжал на машине хутора, чтобы составить представление, как живут люди, какие у них проблемы и какие вопросы. «Помню, что я показывала Улманису, где стоит моя кроватка. Вместе с хозяевами он с удовольствием пил парное молоко, обедал. Красивый, стройный, голубоглазый. Брюки заправлены в хромовые сапоги. И никакой охраны, кроме водителя», – рисует образ президента Нина Сергеевна.

О войне ей вспоминать нелегко. Семья Нины Сергеевны жила на ул. Авоту, 18. Владелец дома – добропорядочный немец Фриц Фридрихович Гедройц тоже имел большое семейство. Возможно, отчасти по этой сближающей причине плата, взимаемая за квартиру, была терпимая. Примечательно, что, будучи лютеранином, этот немец женился на православной русской. Жизнь текла своим чередом, пока город не оккупировали фашисты. Начались расстрелы, обыски. По словам Н.С. Григорьевой, евреев расстреливали в районе озерца Краславка. На улице, которая сегодня носит название А. Пумпура, в неотапливаемых конюшнях был устроен концлагерь, откуда нередко раздавались душераздирающие вопли. Нина Сергеевна помнит и расстрельные рвы в районе Химии, где сейчас проходит высоковольтная линия.

Один из ее родственников, Николай Семенов, став во время оккупации руководителем подполья, поддерживал связь с Сафронием Кулаковым, который служил унтер-офицером и переводчиком при штабе гестапо. Благодаря Кулакову подпольщики имели информацию о времени отправки людей в Германию. Вспоминала Нина Сергеевна и помещика Тонаева – на свой страх и риск он подкармливал военнопленных, задабривая немцев то курицей, то яйцами. «Среди немцев ведь тоже были люди, и немцы больше боялись доноса полицаев из числа местных, чем своих», – делает акцент Нина Сергеевна.

В сборник «Эхо войны» вошло стихотворение «Бидон керосина», с которым связана незабываемая история. В войну с керосином было туго. Как-то зимой Нина, отстояв длинную очередь на морозе, возвращалась с бидоном керосина домой. Чтобы не поскользнуться в гололед, шла осторожно. Надо заметить, что тогда сама жизнь требовала большой осторожности. Фашисты арестовали упомянутого выше Николая Семенова, и отец Нины в целях сохранения жизни детей и жены повесил на стене квартиры портрет Гитлера. Портрет был оформлен в рамочку и висел в ожидании вероятных «гостей». Но тут подоспело еще одно опасное событие – сбежавший военнопленный искал помощи именно у них. Мать Нины едва успела спрятать этого человека в шкаф, как раздался стук в дверь. Немцы! Сообразив, что от пленных всегда пахнет дези-нфицирующей карболкой, она  опрокинула бидон с керосином на пол и стала громко ругать детей, что, мол, натворили! Однако вошедших фрицев бытовая «авария» не смутила – они пристально оглядывали жилье и уже направились в комнату, где в шкафу замер беглец. И вот тут на спасение пришел портрет Гитлера, взглянув на него, немцы вскинули руку в характерном приветствии и удалились, не дойдя до шкафа несколько шагов.

Так портретный фюрер спас не только советского военнопленного, но и всю семью от расстрела. Беглеца при первой возможности подпольщики переправили к партизанам.

Война закончилась, и горожане встали на борьбу с повсеместной разрухой. Люди подключались к восстановлению Даугавпилса в свободное от основной работы время. Нина устроилась в крепость посудомойкой, потом работала няней в детском саду, а позднее стала воспитателем. Замужество увлекло в Краснодар, но через некоторое время супруги вернулись. На родине Нина Сергеевна продолжила детсадовский маршрут – работала воспитателем в детсаде №8, в Калкунском детсаде и затем в детсаде №18, откуда после 25 лет трудовой деятельности вышла на пенсию. Свои стихи Григорьева сначала адресовала детям, но с годами затрагиваемые в них темы становились серьезнее. Оглядываясь, можно сказать, что стихи посвящались многому – любимой Латгалии, Даугавпилсу, парку Дубровина, отзывавшимся в сердце воспоминаниям… На стихи Григорьевой писал музыку композитор Генрих Галицкий. В Вашингтоне, в Мемориальном музее Холокоста, на вечное хранение помещен сборник стихов, в котором опубликован отрывок из произведения даугавпилчанки Н.С. Григорьевой «Зов крови».