Двинская летопись будущего комиссара Чапаевской дивизии

Двинская летопись будущего комиссара Чапаевской дивизии
Дмитрий Фурманов (1891–1926) прожил свою жизнь так, будто проскакал «на горячем вороном коне»: в январе 1919-го – комиссар 25-й стрелковой дивизии под командованием В.И. Чапаева, с августа того же года – начальник Политуправления Туркестанского фронта, с марта 1920-го – участник ликвидации контрреволюционного мятежа в Семиречье.

С 1921-го Фурманов на литературной работе, с 1923 года – секретарь Московской организации РАПП…

«А жизнь толкнула…»


«Свое ранее детство помню в жалких обрывках: годов до восьми, – писал Фурманов в своей автобиографии. – А тут пристрастился читать. И с тех пор читал много, горячим запоем, особо усердно Конан Дойля, Жюля Верна, Майн Рида, Вальтера Скотта и в этом роде. Ученье: городское шестиклассное в Иваново-Вознесенске, там же Торговая школа, потом на Волге, в Кинешме, окончил пятый, шестой, седьмой классы реального. Засим Московский университет. Окончил по филологическому факультету в 1915 году, но не успел сдать государственные экзамены – братом милосердия с поездами и летучками Земсоюза гонял на Турецкий фронт по Кавказу, к Персии, на Западный фронт под Двинск, на Юго-Западный – на Сарны-Чарторийск. В половине 1916-го приехал в Иваново-Вознесенск и вместе с близким другом по студенчеству Михаилом Черновым работал преподавателем на рабочих курсах». Чувствуете, как быстро летят из-под руки строчки, догоняя мысль?


Наверное, мало кому известно, что Дмитрий Фурманов, будущий автор романа «Чапаев» (1923), в начале 1916 года вместе с передовым санитарным транспортом прибыл в Двинск, где жил в общежитии Союза земств и городов. Затем военные медики переехали за город – к Стропскому озеру, где и раскинули свой лагерь. На плечах Фурманова были многочисленные хозяйственные хлопоты: уход за лошадьми, заботы о двуколках и фураже, устройство палаток и прочее; к тому же приходилось обучать неопытных солдат-санитаров. Когда медицинский транспорт перебросили в район боевых действий, надо было под обстрелами Первой мировой выносить раненых с поля боя. Служба требовала выносливости и крепости здоровья. Конечно, Фурманов уставал, тем не менее и в этих условиях находил время, чтобы вести дневник, ставший латвийской летописью событий военного времени. А еще сочинялись стихи, одно из них – стихотворение «Лагерь»:


«По лесу гул: с плеча, без жалости
солдаты рубят тихий бор,
С утра до ночи,
без усталости звенит топор.
А вдалеке гремит, катается
холодный, жадный, тихий гром.
И не умолкнет, не замается
ни в ночь, ни днем».


В санитарном поезде Дмитрий Фурманов, тогда прапорщик царской армии, познакомится с Анной Никитичной Стешенко, своей будущей женой, на тот момент также сестрой милосердия. Поженились они после революции, подписав документ с говорящим и очень современным на ту пору названием «Проект любовно-вольно-супружеских отношений».


Но вернемся к автобиографии, согласно продолжению которой: «Ударила революция 1917 года. Пламенные настроения при малой политической школе толкнули быть сначала максималистом, дальше анархистом, и, казалось, новый желанный мир можно было построить при помощи бомб, безвластья, добровольчества всех и во всем… А жизнь толкнула работать в Совете рабочих депутатов (товарищем председателя), дальше – в партию к большевикам в июле 1918 года, в этом повороте огромную роль сыграл Фрунзе: беседы с ним расколотили последние остатки анархических иллюзий. Вскоре работал секретарем губкома партии, членом губисполкома. Потом с отрядом Фрунзе на фронт. И там комиссаром 25-й Чапаевской дивизии, начальником Политуправления Туркестанского фронта, начальником политотдела Кубанской армии, ходил в тыл к белым на Кубани комиссаром красного десанта, которым командовал Елифан Ковтюх. Тут контужен в ногу. Вместе с другими шестью за этот поход награжден орденом Красного Знамени. Потом в Грузию, из Грузии на Дон, с Дона в Москву. И здесь с мая 1921 года». Лихо! В период 1919–1921 гг. Фурманов писал публицистические статьи в военно-политические журналы, сотрудничал с газетами «Известия ВЦИК», «Рабочий край», «Красное знамя» и др. Приехав в Москву, публиковался в столичных изданиях, в 1924–1925 гг. являлся секретарем Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП).

Фрунзе примирить не смог


В массовом сознании Фурманов предстает создателем колоритных образов Василия Ивановича Чапаева, Петьки, Анки-пулеметчицы. Хотя, правды ради, образы эти приобрели огромную известность во многом благодаря одноименному с романом фильму братьев Васильевых «Чапаев» (1934). В своем дневнике Фурманов с достаточной откровенностью описал любовный треугольник, сложившийся после того, как его жена Анна неожиданно появилась в Чапаевской дивизии в качестве заведующей культпросветом ее политотдела. Молодая женщина сразу сделалась объектом пристального внимания.


В личном пользовании Фурманова-Стешенко имела наградной «Вальтер М8», украшенный золотой гравировкой и дарственной надписью на инкрустированной перламутром рукояти: «Славной политработнице Чапаевской дивизии Анне Фурмановой». Несмотря на то что «Проект любовно-вольно-супружеских отношений» предполагал известную свободу, приревновавший комиссар пожаловался М.В. Фрунзе на приставания комдива к его жене. Самому же Чапаеву адресовал письмо, в котором клеймил последнего нехорошими словами. В ответ Чапай обозвал Фурманова «конюхом». Командующему фронтом Фрунзе так и не удалось примирить комиссара с комдивом. Затаив обиду, Фурманов покинул дивизию, убыв в Туркестан. Жена последовала за ним, а всего через полтора месяца, летом 1919-го, Чапаев погиб. В романе Фурманова нет и отголоска отношений этих троих.


Но вот, что написано в дневнике: «Я уезжаю. Со мной уезжает и Ная (Анна). Чапаев повесил голову, ходит мрачный».
В июне 1920-го против большевиков восстал гарнизон г. Верного (Алма-Аты), тогда около пяти тысяч бойцов Красной армии выступили с воззванием: «Товарищи красноармейцы! За кого вы бились два года? Неужели за тех каторжников, которые работают теперь в особом отделе и расстреливают ваших отцов и братьев? Посмотрите, кто в Семиречье у власти: Фурманы…» Отнесенный красноармейцами к каторжникам, Фурманов берется за ликвидацию восстания, которое позднее опишет в романе «Мятеж» (1925). После капитуляции гарнизона председатель военсовета издаст указ: предать зачинщиков суду военного времени. Одни повстанцы по приказу Фурманова были арестованы, другие расстреляны. Но и его самого в скором времени не окажется среди живых.

Горячий романтик


После Гражданской войны Фурманов занялся наведением «партийного порядка» в литературе: работал политредактором Госиздата, позднее секретарем МАПП, которую М.А. Булгаков вывел в «Мастере и Маргарите» под названием МАССОЛИТ. «Надо учиться ленинизму, иначе всем вашим писаниям будет грош цена», – внушал Дмитрий Андреевич начинающим авторам. В последний год своей жизни Фурманов решил посвятить себя художественному творчеству. Авторское кредо сформулировал в письме к Горькому: «Книжкам своим я ставил практическую, боевую, революционную цель: показать, как мы боролись во дни гражданской войны, показать без вычурности, без выдумки. Я писал исторические, научно проработанные вещи, дав их в художественной форме». Генерал Н.М. Хлебников, видный военачальник тех лет, а также друг и сослуживец Фурманова по Чапаевской дивизии, вспоминал, что к Д.А. Фурманову обращались с просьбой написать о Фрунзе так же, как он написал о Чапаеве. Фурманов отвечал, что и сам об этом подумывает, даже составил план будущей книги, но большего сделать не успел. Из «седла» выбила ангина.

 

Несмотря на высокую температуру, он продолжал выступать на писательских собраниях, требовал решений ЦК партии по литературе, призывал очистить писательские ряды от двурушников и интриганов. Но казавшаяся пустяковой болезнь вызвала заражение крови. 15 марта 1926 года Хлебникову позвонили на службу с просьбой срочно прибыть к Фурмановым – Дмитрию Андреевичу стало хуже. «У постели Фурманова несколько самых близких его друзей. Среди них была и сестра В.И. Ленина – Анна Ильинична Ульянова-Елизарова. Дмитрий был в бреду. Несколько часов спустя он скончался. Вот ведь как случается в жизни: молодой, полный сил человек прошел невредимым через сорок смертей, а погиб от болезни, на которую и внимания не обратил», – сожалел генерал.


Об этой преждевременной смерти с горечью отозвался и нарком просвещения А. Луначарский: «Я прямо с каким-то ужасом узнал о смерти Фурманова. Для меня он был олицетворением кипящей молодости, он был для меня каким-то стройным, сочным, молодым деревом в саду нашей новой культуры. Фурманов был настоящий революционный боец. Можно ли себе представить подлинного пролетарского писателя, который в нашу революционную эпоху не принимал бы непосредственно участия в борьбе! Но Фурманов принимал в ней самое острое участие как один из руководителей военных схваток наших со старым миром. Это не только свидетельствует о настоящем героическом сердце, но это давало ему огромный и пламенный революционный опыт. Фурманов был необычайно отзывчивым на всякую действительность – подлинный, внимательнейший реалист; он был горячий романтик, умевший без фальшивого пафоса, но необыкновенно проникновенными, полными симпатии и внутреннего волнения словами откликнуться на истинный подъем и личностей, и масс».


Сложилось так, что в том же 1926 году Анну Стешенко познакомили с Лайошом Гавро – национальным героем Венгрии, «венгерским Чапаевым». В 1934-м, в год съемок фильма о Чапаеве, у них родился сын, которого нарекли Дмитрием Фурмановым.


Скончалась Анна Никитична в Кремлевской больнице (1941), успев прежде побывать директором Московского драмтеатра и затем ГИТИСа. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище, где покоился ее первый и такой революционный муж.