Марина Разбежкина: «Я протестую против легких формулировок»

Марина Разбежкина: «Я протестую против легких формулировок»
«Грани» уже сообщали, что в Силене со 2 по 7 августа проходил международный медиа-лагерь для старшеклассников Young Media Sharks. Среди наставников ребят была одна из наиболее значимых фигур в современном российском документальном кино, режиссер, создатель собственной киношколы Марина Разбежкина. С ней наш портал в начале работы лагеря имел непродолжительную беседу после ланча.

- Марина, вас что-то связывает с Латвией?

 

- У меня была подруга Лена Антимонова (Елена Антимонова (1945-2002) – латвийская художница, график и акварелист, иллюстратор более 60 книг – примечание Л. В.), лет с 22-23 мы дружили, и я часто приезжала к ней в Ригу. В Риге было хорошо, по-домашнему уютно, я привыкла к такой домашней атмосфере. За пределами Риги я никогда не была, сейчас вот впервые.

 

- И какие впечатления?

 

- Ничего серьезного я сказать не могу. Меня сюда привезли и всё. Конечно, могу сделать вам приятное: чудесные пейзажи кругом.

 

- Чему вы в первую очередь хотите научить ребят в лагере? И чему вы учите своих студентов?

 

- Я хочу, чтобы у школьников возник интерес к профессии режиссера-документалиста. Каждый режиссер, неважно – игрового или анимационного кино – должен пройти через документалистику – понимание мира через реальных людей. Студентов я учу постановке взгляда, они меняют свой взгляд на мир. Кто смог поменять, тот становится хорошим режиссером. Очень клишированные ребята приходят, юные, но такие клишированные, как будто прожили не 20 лет, а 80. И мы постепенно их от клише избавляем. Мы даже не разрешаем цитировать умные мысли: надо всё, что великие сказали, рассказать своими словами. Документальное кино – это то, что сказано тобой, через тебя. Это опыт твоего взгляда на мир; ты свой опыт, в том числе и дискуссионный, выкладываешь, предлагаешь миру. Мы не ставим проблем, не «грузим» зрителя, мы просто предлагаем разглядеть чужую жизнь, понять ее, полюбить. Это похоже на игровое кино, притом, что люди не играют, а проживают свою жизнь. Мы научились близко подходить к людям: наши студенты иногда полгода живут у своих героев в маленьких квартирках, и все привыкают к камере, пускают в свое личное пространство.

 

- Тогда возникает вопрос об этических границах. Всё ли можно снимать в документальном кино?

 

- Этические границы – твои личные границы. Никаких общих границ нет. Если ты считаешь, что надо снимать, то снимай и отвечай за всё.

 

- Нынешнее «племя младое», оно какое? И легко ли быть молодым сейчас?

 

- Молодежь очень разная, как и мы. Молодым всегда быть сложнее, чем старым. У стариков, конечно, свои проблемы, но они более конкретные. Молодой же человек должен разобраться в себе, в мире. Тут куча проблем. Я бы не хотела в свои 20 лет …

 

- А в 30?

 

- И в 30 не хотела бы. Я хочу назад в 50 …

 

- Современные технологии сильно повлияли на молодежь?

 

- Повлияли. И не только на молодежь. Я в восторге от новых технологий; гаджеты влияют на мою личность, я заточена под них. Слежу за новинками. Очень важны маленькие камеры: с их появлением режиссер перестал быть таким режиссерищем, просто стал человеком с камерой; и такая камера вполне может быть и у твоего героя.

 

- Можно вам задать политический вопрос?

 

- Пожалуйста.

 

- Вы согласны с тем, что российское государство сейчас – тоталитарное государство, мешающее свободе творчества?

 

- С первой частью вопроса я согласна – да, государство тоталитарное. Свободу же отнять нельзя: если она есть у творческого человека, то она есть, и человек ее реализует и при тоталитаризме, и при демократии. Демократия ведь тоже – область несвободы, только другого типа, нежели при репрессивном устройстве. Свобода мало имеет отношения к типу правления, это скорее ваше личное состояние. Понятно, что сегодня с государством ты не можешь существовать вместе. Если вместе, то попадаешь в поле личной и творческой несвободы. Если отдельно, то ты свободен творчески, но обретаешь другую несвободу – у тебя нет денег, нет возможности показать, если речь идет о кино, то, что снял. А ведь кино не то искусство, которое можно в столе держать годами.

 

Поэтому я протестую против легких формулировок. Свобода, прежде всего, - в тебе. А дальше – ты в ручных отношениях с государством или нет. Наша школа – нет. Нам никто не дает денег, мы не выполняем заказы, делаем то, что хотим.

 

- Вы смотрите телевизор?

 

- Да, и с большим интересом. И всегда прошу студентов смотреть: это очень хороший пример того, что визуальное не означает правдивого документа, визуальное может лгать.

 

- У вас есть любимая историческая эпоха? В какое время хотелось бы жить?

 

- (смеется) Любимой эпохи нет. Но мой человеческий интерес лежит в Первой мировой войне, не во Второй. Хотя я, конечно, не выбрала бы войну для жизни.

 

- Какие книги вам близки?

 

- Я так много читала в детстве, что сейчас перестала этим заниматься. У нас дома была библиотека большая, около десяти тысяч книг, мне было чего почитать… А в 16 лет я ушла из дома в тайгу, чтобы проверить – всё ли в жизни так, как в книгах. Оказалось – не так… И потом я лет 15-18 уходила и одна была в таких местах, где никого нет и куда туристы не ходят. Мне хотелось понять, как складывается жизнь за пределами моего зрения и моего гуманитарного существования. И с тех пор я охладела к книгам.

 

Сейчас читаю преимущественно документальную литературу – опубликованные дневники и письма. Это мне реально интересно. В моей школе запрещены учебники по кино. Студентам рекомендую, например, книгу немецкого режиссера, уже классика Вернера Херцога. Он наговорил ее журналисту, получилась очень возбуждающая книга. Когда лежишь на диване, устал, то надо ее взять, читать с любого места, и появляются силы, ты вскакиваешь, хватаешь камеру и бежишь снимать кино. Для документального кино надо очень много энергии …