Афган: незаживающая рана5
С 1979 по 1989 гг. через Афган прошли 400 даугавпилчан и жителей района. Девять из них вернулись в цинковых гробах… Из Илуксте помянуть павших даугавпилчан приезжала Элеонора Антоновна Книт – мать погибшего на чужой земле 19-летнего Владислава Книта. У могилы в Даугавпилсе горько вздыхала Ксения Ивановна, Афганистан отнял у нее сына Владимира Михайлова, его бронетранспортер подорвался в 1981-м на мине. Могилы в Даугавпилсе, Малиновке, Силене, Илуксте…
Руководитель Даугавпилсского реабилитационного центра воинов-афганцев «Саланг» Александр Кулешов говорит, что из девяти семей, в которых погибли дети, в трех уже никого не осталось в живых – ни родителей, ни детей, и только три семьи получают пособия по потере кормильца от России. Такие дела…
«До сих пор помню...»
Сказать что-то значимое, ободряющее ветеранам Афганской войны пришли Генеральный консул Беларуси в Даугавпилсе Виктор Гейсик, консул-советник Генерального консульства Российской Федерации Александр Куликов, главный атаман Украинского казачества в Латвии Василий Лукащук. В каждой из бывших советских республик тоже есть свой страшный счет на погибших.
В ходе встречи в ДК ветеранам вручались общественные награды – медали: «За афганское братство», «Помни войну», «Служу афганскому братству»...
Разговорилась с Имантом Иосифовичем Статут – благо наши места в малом зале оказались рядом. Иманту Иосифовичу 79 лет. Афганистану отдал два года жизни: с 1983 по 1985-й. Служил в аппарате Главного военного советника генерала Г. Салманова. А до того, с 1959-го работал мастером по вооружению на Артбазе в Даугавпилсе. Жизнь текла размеренно, пока не предложили выполнить интернациональный долг. Полгода шла спецподготовка, потом психологически дней десять обрабатывали в Москве. Тогда собралась группа из 37 человек из разных республик – большинство военных. Военных-то потом в Афганистане в армию внедрили, а гражданских, которых в той группе было только двое – Статут да Хохлов – в учебку, наставлять афганцев в ремонте зенитной артиллерии. «У меня был переводчик – Абдулхай, так этот Абдулхай в Одессе училище военное окончил и сносно говорил по-русски, – рассказывает Имант Иосифович. – Я жил в Кабуле. Душманы частенько обстреливали город реактивными снарядами. 5 октября прибыл, а уже 7-го в торец нашего дома заряд угодил. Через год я мог более-менее изъясняться со своими учениками. До сих пор помню: «свон» – напильник, «чекуш» – молоток… На работу и по другим надобностям нас перевозили в машинах, пешком не ходили – опасно. Училище находилось на окраине Кабула, в 20 километрах от того места, где мы жили. В памяти сильные ветры, густая дорожная пыль да худые афганские женщины. Детей рожают без счета. Многоженство. У мужчин, сколько колец на руке, столько и жен. И жен своих тамошние мужики не уважают, могли и впереди себя пустить, мало ли мины…» (Афганцам присуща мстительность, часто она переходит все разумные пределы. Враждующие семейства и кланы уничтожают друг друга полностью, до младенцев. Афганцы не отличаются законопослушанием. Они не хотят никому подчиняться – опасная и разрушительная тенденция, тормозящая развитие страны – прим.) Такая вот афганская зарисовочка…
«Мы даже не имеем дня победы»
А капитан запаса Валерий Викторович Буго был командиром экипажа многоцелевого вертолета МИ-6. «У него колесо с человеческий рост, 47 т взлетного веса. Мы возили все: от продуктов до боеприпасов…» – поясняет и вдруг вспоминает, как они в Афганистане заваривали верблюжьи колючки вместо чая. Вообще верблюжьей колючке впору поставить памятник – в Афганистане она прекрасно утоляла жажду, укрепляла иммунитет, спасала от инфекционных заболеваний.
К той войне Буго относится во многом скептически. До Афганистана служил в Германии, где зарплата за службу была больше. Но дело, конечно, не в зарплате… В 1986-м у душманов появились первые «стингеры», в результате чего полк, в котором служил Буго, понес значительные потери. Гибли друзья… (Только за 9 месяцев 1987 года США поставили моджахедам 900 переносно-зенитно-ракетных комплексов «Стингер» – прим.) Спрашиваю, привез ли он что-то памятное с войны? И Викторович, не задумываясь: «Свою собственную дубленку без дырок». Я не сразу понимаю, что речь о его жизни.
В.В. Буго служил год в Кандагаре. Каждые полгода отправляли в отпуск, «чтобы с ума не сойти». В Кандагар приезжал Розенбаум. «Три часа пел, и как же мы были ему благодарны за это», – говорит Валерий, замечая, что тогда далеко не каждый решался давать концерты в горячих точках.
Мы тихо переговариваемся, а на экране бегут смонтированные Артемом Владимировым кадры кинохроники. На них худенькие мальчики на броне боевых машин, вертолеты, которым следовало стать стрекозами, чтобы свершить немыслимые высокогорные посадки, когда, казалось бы, и приземлиться-то негде, здоровяки ВДВ, бравый вид которых заставляет думать, что им все нипочем. И Смерть в чалме, притаившаяся за камнями…
За все время почти двухчасового просмотра на лицах, вовлеченных в смертоносное «интернациональное дело», я не видела ни одной улыбки. Обреченные воевать люди… Кабул, Баграм, Хост, Кундуз, Логар, Баглан… До 1987 года цинковые гробы с телами погибших хоронили в полутайне, а на памятниках запрещалось указывать, что солдат погиб в Афганистане.
Бардовская песня – это всегда четкость произношения, смысл. Она должна брать за душу, иначе песни нет. Фальшиво спеть о войне не прокатит. На вечере в ДК фальшивок не было, все по незаживающему живому. Как же это пронзительно: «Тихо течет сквозь пальцы теплая струйка – жизнь», «Наклонятся горные хребты самым прочным в мире обелиском», «Мы смеемся с новыми друзьями, старых вспоминая по ночам…», «Друзья, разорванные в клочья», «Мы – дети необъявленной войны, мы даже не имеем Дня Победы». Каждая военная кампания рождала свои песни, у шурави – так афганцы именовали советских солдат, они тоже свои, очень личные.
Большая игра продолжается
«В Афганистане бенладенов было, как блох у собаки. Эти ребята обувались в кроссовки лучших брендов, спали в пуховых спальниках. Нас упрекают, что, мол, уничтожали плантации мирных жителей, но на этих плантациях зрели конопля и мак…» – так на встрече в ДК говорил Виктор Пучинский.
Моджахеды (члены нерегулярных вооруженных формирований, мотивированные радикальной исламской идеологией и организованные в единую повстанческую силу в период гражданской войны в Афганистане (1979–1992) носили ту же традиционную афганскую одежду, что и местное население, внешне ничем из него не выделяясь: рубахи, жилетки, чалма…) В декабре 1979-го СССР вошел в Афганистан, чтобы отдалить от своих рубежей угрозу исламизма. Именно в Афганистане исламизм и «американский империализм» обещали сомкнуть ряды. На том зиждилась логика глобальной конфронтации. Над ней витала и революционная романтика строительства «нового мира», помноженная на неизбывную на ту пору «солидарность трудящихся».
Одна из заглавных фраз двуязычного разговорника воина-интернационалиста: «Мы пришли вам помочь». Борис Подипригора, очевидец и участник тех событий, сравнивает встречу советского и афганского таджиков, как встречу с предком из эпохи Ивана Грозного. «За сколько сатлов (ведер) маша (самая дешевая бобовая культура) можно в Москве купить ишака?» – «В Москве нет ишаков». – «Неужели такой маленький город, что не нужны даже ишаки?!» Большинство афганцев остались в убеждении, что «эслахате мотараки» – «прогрессивные преобразования» – имя божества, которому поклоняются «язычники» шурави. Непреодолимое различие…
Шли годы, а военное счастье так и оставалось на стороне множившихся в каждой провинции ахмадов и шахов. Год 1984-й стал пиком советских потерь. Неизвестное ранее название похоронного бюро в Ташкенте «Черный тюльпан» становилось нарицательным. Но так хотелось верить, что перевес наступит: ведь готовят же в Союзе «новых афганцев», принимающих советский взгляд на вещи, понимающих русский язык, как его понимают в родной Средней Азии. Думалось – они смогут продолжить начатое. Надо только освободить от Ахмад Шаха Масуда – Панджшер – каменный мешок с богатейшими месторождениями лазурита и изумрудов, 70% оружия и снаряжения для душманов поступало через Панджшер. А то, что дома мало кто в курсе, что в Афганистане кровопролитная война, так на то она и военная тайна.
В 1988-м у бандглаварей стали появляться свои замполиты – талибы. С шурави, как правило, не общались и любого парламентера встречали «приветливым взглядом исподлобья». Перестройка в СССР стала долгожданным часом истины: казалось, теперь все наладится. Пришедший к тому времени Наджибулла деятелен и по-восточному амбициозен. Ему можно оставить Афганистан, а самим с гордостью вернуться домой: мы сделали свое дело – враг не прошел. О войне, наконец, заговорили иначе, перестав называть ее «организацией учебных боев в условиях, приближенных к реальности».
Уходили с достоинством, но чего это стоило... «Если бы только галошами, соляркой да дровами рассчитывались с хозяевами дорог и перевалов», – эмоционально сетует тот же Подипригора.
По западному маршруту вывода войск тягач технического замыкания последней советской колонны пересек речку Кушку 15 февраля 1989 года в 9:35 по местному времени. На его кузове сквозь снежную пелену читалось: «Ленинград – Всеволожск».
P. S. Войну начинают и заканчивают политики, солдаты всего лишь исполняют свой воинский долг. Сегодня «Большая игра» в Афганистане продолжается с другими участниками.