«Извините, что пишу от руки, пишмашинка, которой обычно пользуюсь, окончательно сломалась. А с современной техникой – компьютером и даже мобильником – я все еще не сдружился (подводит зрение и слух)», – сообщал автор письма. И далее выражал свое мнение по поводу некоторых публикаций в газете.
Но самое интересное в этом объемном послании связывалось с биографией Алексея Сергеевича, уроженца 1932 года. К примеру, его дед по отцовской линии Ксенофонт Фролов представлял целую династию мельников. Владел одной из крупнейших в здешнем крае мельницей Акменица (Каменец), что вблизи Аглоны. Сын Ксенофонта Иван Фролов, также мельник, в 1944 году эмигрировал с семьей в Германию, где, по доходившим слухам, стал хоть и не крупным, но фабрикантом. Его брат Купреян, как наследник мельницы отца, после войны был вывезен в Сибирь, где и пропал бесследно. Старший брат Алексея Соловьева Иван посвятил этому такие строки:
«Ах, Акменица!..
Мельница
Вся ходит ходуном.
Вода бурлит и пенится.
Стоят возы с зерном.
И двор широкий с курами,
клюющими зерно,
И дед с глазами хмурыми, –
Все было так давно,
Казался дед медведем мне:
Суров был и тяжел.
Судился он с соседями.
Но всем муку молол.
Подводы за подводами
Шли с рожью и овсом.
Немалыми доходами
Питали дедов дом.
И день, и ночь размеренно
Крутились жернова…
Ходил я как потерянный
По мельнице сперва.
Нести мешок с пшеницею
Отцу я помогал.
Людей все белолицых я
На лестницах встречал.
Покрывшись пылью белою,
Росли, росли мешки,
К лоткам, как угорелые,
Спешили мужики.
А дед ходил, постукивал,
Хромая костылем…
Нет, не оставил внукам он
Ни мельницу, ни дом.
Не знаю, кто хозяином
Над Акменицей стал,
Когда соседям-каинам
Мой дядя помешал,
В Сибирь его отправили
Без всякого суда.
Но лишь себя ославили,
Богатства не добивали…
И зря течет вода.
Перед плотиной пенится,
Бурлит, течет вода.
Молчит, заглохла мельница,
Пожалуй, навсегда».
Наследственный фольварк (хутор) Гордеевка перешел к отцу от моей бабушки – в девичестве Фотинии Горбуновой (в замужестве – Фролова, Соловьева)».
Отец Алексея Соловьева Сергей при рождении был зарегистрирован Горбуновым (до первой русской революции в России браки старообрядцев официально не признавались, дети оформлялись по материнской фамилии).
«Соловьев же – фамилия отчима, усыновившего отца», – поясняет Алексей Сергеевич, семья которого, отличавшаяся благочестием и книжностью, проживала некогда на хуторе неподалеку от сельца Сотниково Краславского района.
В Латгалии Горбуновы обосновались более 200 лет тому назад. Семья была крепкая, купеческая, – шутка ли, в самой российской столице держали маслобойню и магазин!
«Род Горбуновых берет начало от московских купцов, бывших по преданию в родстве с Морозовыми. Сейчас в Латвии есть две горбуновские ветви – русская и латышская (весьма условные: один из переселившихся в Латгалию Горбуновых женился на вдове-латышке, основав новую линию; тогда как я, мои братья, наши потомки были женаты на женщинах разных национальностей и конфессий – свою роль сыграло бурное, неоднозначное время. Сам я женат на латышке с прямой примесью польской, белорусской и литовской кровей. Ближайшие родственники моей жены и мои проживают в десятке стран. При этом профессии самые разные – инженеры, строители, моряки, врачи, финансисты, особенно много педагогов…» – пишет А.С. Соловьев.
В Краславской 2-й средней школе учительницей литературы у Алеши Соловьева, а впоследствии и директором школы, была ученица и сподвижница известного педагога и писателя А.С. Макаренко.
«Свое послевоенное знакомство с нами она начала с чтения «Педагогической поэмы». В Латвии Зоя Ивановна Воронцова проработала года три. Ее муж служил военным хирургом, курировал госпитали в Латгалии. Многие ученики Зои Ивановны в дальнейшем стали незаурядными педагогами», – вспоминает Соловьев, которому повезло и с преподавателями института.
«В Даугавпилсском пединституте нашими учителями были воспитанники именитых московских и ленинградских светил, волею судьбы (и решением партийных идеологов) засланные в провинциальный Даугавпилс», – свидетельствует он.
Из письма явствует и то, что многие в семье А. Соловьева, начиная с отца, писали стихи. Самым одаренным в этом отношении был старший из братьев Алексея, человек трудной судьбы Иван.
«После освобождения из немецкого концлагеря брат крестьянствовал, работал дорожником. В советское время почти не печатался – в его стихах прослеживаются духовно-религиозные мотивы, что не поощрялось. Брату Ивану Алексей Соловьев посвятил стихи:
…Помню братом построенный мост
Через тихую нашу речушку,
Этот мост, затерявшийся в прошлом,
Был сколочен из плах и досок.
Неказист, неширок, невысок…
Но, опертый на плотный песок
И скрепленный железною прошвой,
Оказался надежным и прочным.
Он стоял над рекой, и вода
В ней струилась над галькоюдонной,
Утекая, как наши года…»
В настоящее время А.С. Соловьев готовит к изданию очередную, девятую по счету книгу, в которую войдут и «стихи на городские темы». Один из разделов о переживающей не лучшие времена родной Латгалии – «старики вымирают, молодежь "сваливает" за рубеж, а дома без людей не живут».
«В литературных кругах меня еще помнят, хотя с годами в связи с возрастом и состоянием здоровья я вышел из всех официальных и творческих союзов и сообществ. Тем не менее вниманием не обделен в плане предложений напечататься. В 2016 году, кроме традиционной публикации в Dzejas dienas, подборки моих стихотворений появились также в рижском ежегоднике "Письмена", в международном литературном журнале "Крещатик" (Германия), посвященном в этот раз странам Балтии (Латвию представляют только рижские и даугавпилсские авторы)», – заключает городской поэт, чье слово продолжает звучать отчетливо и звонко.
На фото: Алексей Сергеевич Соловьев демонстрирует сборник своих стихов «На берегу большой реки».
На фото: Иван Сергеевич с женой Евдокией Васильевной, дочкой Зинаидой, внуком Димой и внучкой Светой возле родных березок (1984 год).