Два урока от Натальи М.17

И это – все?!  Все, что поведала Мировая Память об одном талантливейших педагогов, умнейших и порядочнейших из людей, которых я встречал в своей жизни? Местечковый политик-фуфлогон и фейсбучная дурочка с фотографией котика заслужили несоизмеримо большего.

...Впрочем, другим достойным, но незнаменитым людям, чья эпоха разминулась с появлением Мировой Паутины, повезло еще меньше. И, если мы о них не расскажем, то – кто?

В одной из предыдущих публикаций я рассказывал о ленфильмовском редакторе – Фрижетте Г. О том, что редактор может угробить чужое кино, а может спасти его за счет собственной задницы. Тот случай, где порядочность – часть профессии.

Наталья М. не обладала служебным авторитетом  Фрижетты, она работала на Первом творческом объединении у того самого режиссера Мельникова, чья фамилия никогда не была на слуху, и чьи фильмы не становились громкой сенсацией, но при этом отличались той неброской и безупречной профессиональной сделанностью, до которой дотягивало редкое отечественное кино.

В институте она преподавала сценарное мастерство и относилась к любой учебной работе, как к инженерной конструкции: если правильно просчитал – не развалится.  Попытка залепить сценарный брак штукатуркой вызывала чувство брезгливости.  Она громко топала своими мужскими ботинками по аудитории и очередной раз произносила свою любимую фразу:

- Запомните: кинодраматургия – вещь очень грррррубая!

Громкое низкое «р» раскатывалось даже по коридору. Наталья была из тех, кого называют «баба с яйцами».  У нее были резкие мужские движения, она разговаривала громким голосом и учила безжалостно препарировать материал в поисках НАСТОЯЩЕГО нерва.

- Вот и пришли! – завершала она разбор чеховской «Чайки», - Противоречие не в том, что искренний Треплев - «хороший», а литературный халтурщик Тригорин – «плохой».  А противоречие в том, что «хороший» Треплев – бездарен, а «плохой» Тригорин – талантлив. Вспомните горлышко бутылки – это и есть талант!

Время от времени она придумывала для каждого индивидуальные «живые» задания. Пришла и моя очередь явиться к ней на работу. Моя учительница сидела за казенным письменным столом, перед ней лежала высокая стопка исписанных от руки листочков. Как раз в это время студия заполняла сценарный портфель на следующий производственный год и рассматривала заявки на будущие фильмы. Из нескольких сотен предложений отбирались полтора десятка.

По неписанным правилам игры сценарий можно было заказать не только известному сценаристу или писателю, но и обычному «не члену союза». И это – в те времена, когда всякое печатное слово находилось под жестким контролем государства! Судя по  высоте бумажной стопки, об этой тайной калиточке знали сотни людей. Тут было за что бороться помимо амбиций: несколько тысяч рублей гонорара – сумма по советским временам невероятная. Полстранички авторского предложения должны были убедить редактора, что именно его замысел достоин экранизации, и что именно с ним – вот с этим автором -  нужно заключить договор на написание сценария.

Наталья сказала, что ей нужно куда-то отлучиться, и она просит заменить ее в этой работе. То есть: читать заявки и ненужные сразу отбрасывать в мусор. То есть: провести начальную стадию отбора. Я понимал, что меня тестируют и - волновался. Во-первых: не хотелось облажаться перед любимой учительницей, а во-вторых, передо мной лежали несколько сотен чужих надежд, которые я должен был зарубить своей ученической рукой – ну страшно же!

Наталья ушла, я остался читать. В первой же заявке какой-то автор сразу взял быка за рога:  предложенная им тема имеет огромное идейно-политическое значение для нашей страны, особенно в такое время, когда... У меня тут же пропало чувство человеческой жалости – « мусорный счет» был открыт.

Дальше пошло легче. Листочков были сотни и сотни, я не мог задерживаться на каждом: схватывал глазами несколько слов типа «воспитательное значение будущего фильма», «молодежно-патриотическая тематика» и тому подобное – дальше уже не читал – в мусор!  Редкие листочки откладывал в отдельную кучку для будущего внимательного прочтения. Работа, как говорится, спорилась.

Не знаю как долго это продолжалось. Пришла Наталья. По тому, как она бегло пролистала толстую стопку, и слегка задержалась на тонкой,  было понятно, что содержание обеих ей знакомо; она облегченно и понимающе улыбнулась: тест пройден успешно.

Здесь можно бы сделать вывод о цинизме и бесчеловечности профессии, но... Однажды произошло событие, которое разрушило это наивное представление.

Как-то, пробегая по ленфильмовскому коридору, я заглянул в ее кабинет.  Она сидела за знакомым столом, у нее было измученное лицо и красные глаза. Мне показалось, что она плакала. В этом было что-то невероятное. Попытался расспрашивать и узнал следующее.

У некоего ленинградского автора-фронтовика, очень заслуженного человека НУЖНО было принять написанный им сценарий и запустить в производство. Она не назвала фамилии автора, но подчеркнула слово «нужно» - отсекая любые вопросы.  Понятно, что подобные вещи решаются не только волей редактора.

Об авторе сценария она отзывалась с уважением, даже с нежностью, он был хорошим человеком, инвалидом войны - в последнее время у него сильно сдало здоровье.  А тут еще беда: написал сценарий и дал кому-то на отзыв. Получил рецензию и – слег в больницу с инфарктом. Очень тяжело приходил в себя.

Сценарий передали Наталье. Попросили спасти ситуацию. Она прочитала: это была беспомощная графомания пережившего свой талант человека. Старик ждал ее решения. Наталья понимала, что этого ставить нельзя, но и говорить правду тоже нельзя – это убьет автора.

И тогда она пошла на авантюру: переделала сценарий. Испросив у автора разрешение на редакторские правки, она практически переписала сценарий с нуля.  Каждой строчкой решала неразрешимую задачу: как не убить авторскую узнаваемость и одновременно сделать работу  хоть немного профессионально пригодной. В результате борьбы компромиссов получился далеко не шедевр, но – нечто условно съедобное.

Автор прочитал «подправленный» сценарий и... слег в больницу по второму разу. Именно в такой момент я и застал свою учительницу:  баба с яйцами, представитель самой безжалостной профессии в самом безжалостном – киношном - мире проплакала ночь из-за чувства жалости и невольной вины перед старым и больным человеком.

О дальнейшей судьбе автора ничего не знаю, а фильм таки был запущен. Нашли молодого режиссера, Наталья вошла в группу редактором и – провальное кино удалось худо-бедно вытянуть. Его и сегодня изредка можно увидеть по ящику в обойме мерзких детективов раннеперестроечной эпохи.