О Петерисе Плакидисе – лауреате Большого музыкального приза Латвии (Lielа mūzikas balva) музыкальные критики отзываются не только как о самобытном композиторе, но и как об отличном пианисте, своеобразном интерпретаторе произведений самых разных авторов.
«Что касается моих сочинений, то я действительно упрям, но у меня нет другого выхода, потому что в тот момент, когда я пишу музыку, я стараюсь быть абсолютно точным в выражении своих ощущений. Ключ к музыке, к гармонии – это сила и ясность чувств» – говорил Плакидис в интервью 1976 года (журнал «Смена»). Интервью вышло, когда композитору было 29 лет, к этому времени у него в арсенале несколько камерных и симфонических произведений, песни для хоровых коллективов и сольного исполнения, музыка для спектаклей и фильмов. Другими словами, Плакидис уже сложившийся музыкант, но впереди еще целая жизнь, чтобы создавать, возможно, еще более глубокие произведения.
Музыка поселилась в его душе с самого детства – мама Петериса играла на фортепиано, и эти волшебные звуки влекли к себе магнитом. Взрослея, мальчик твердо решил связать свою жизнь с музыкой: в 14 лет Петериса зачислят на специальные курсы при консерватории. Между тем в молодости он признавался, что ленив, что иногда не может закончить почти готовую вещь.
«Вот если бы увидел афишу, на которой уже проставлена дата исполнения, тогда все было бы готово к сроку». Такой характер. После Скрябина пришло увлечение Прокофьевым, потом Бартоком, Шостаковичем, Вебером, Стравинским. В 1976-м выпускник Латвийской государственной консерватории (1970) Плакидис выделял Брамса и Шуберта. Одно время Петерис Плакидис работал в Академическом театре им. А. Упита в должности заведующего музыкальной частью, потом вернулся в аспирантуру консерватории. Творческий руководитель Плакидиса профессор Валентин Уткин ценил в нем индивидуальность, видел в своем воспитаннике «неповторимого художника».
В 1990-е годы организовалось «Трансатлантическое трио», в которое вошли Иварс Беспрозвановс (виолончель), Эрик Мандат (кларнет) и Петерис Плакидис (фортепиано).
– Я тогда сочинил две новые пьесы, одна из которых прозвучит сегодня, – говорил за несколько минут до концерта композитор. – Это посвящение Брамсу. Гастролировали по Латвии, США, Англии. Записали два диска – сегодня они, можно сказать, эксклюзив. Трио по разным причинам распалось, но мы не теряем друг друга из виду, при необходимости можем собраться в любой момент.
– Петерис, а помните-ли вы свою премию Ленинского комсомола Латвии? – задаю, возможно, неудобный вопрос, но спросить хочется.
– Так это же так давно было, я уж и запамятовал, за что дали… Кажется, рублей 400 получил, но на хороший инструмент этих денег не хватило.
– Вы отдавали предпочтение самым разным музыкантам. Кто сегодня царит в душе?
– Трудно определить. Увлекаюсь то одним, то другим…
– Проректор консерватории Дзинтарс Клявинь утверждал, что вы никогда не были рационалистом в искусстве, так ли это?
– Он ошибался. Я очень рационален в сочинении музыки. Только первый импульс иррационален. В построении произведения люблю строгую логику.
– С чем у вас, как человека творческого, ассоциируется Даугавпилс – город, где вы бываете время от времени по делам?
– С сумерками, потому что так уж получается, что я приезжаю к вам в сумерках. И еще с моей студенткой Илоной Багеле… – заключает тот, кому в 1969-м пожимал руку, желая творческих успехов, Дмитрий Шостакович. Рукопожатие гения за «Музыку для фортепиано, струнных и литавр».