Эрик Жагарс: «Никто не хочет вскрывать бомбы»1

Кто-то подметил: история хороша тем, что ее легко адаптировать. Есть множество примеров субъективного отношения к собственной истории.

Акценты белых пятен

Хотя история интересная. Британия признала этот временный совет законным правительством Латвии де-факто и поддержала его. Но когда англичане на военных кораблях прибыли к нашим берегам, то были шокированы. Оказалось, никакие массы за Временным советом не стоят и его директивы в Латвии ничего не значат.

Еще одно сознательно созданное белое пятно – история с латышскими коммунистами, которые очень хотели сделать Латвию частью Советской России. Однако Советская Россия брать Латвию не хотела. Сегодня в это трудно поверить, но – факт: в 1918 году Ленин даже послал к латышским коммунистам Сталина, чтобы тот заставил их отказаться от идеи автономии Латвии в составе РСФСР и создать независимую Латвийскую советскую республику. Позже, в 1920 году, когда заключался договор между Советской Россией и Латвией, упорные латышские коммунисты опять выступили против, считая, что надо продолжать войну. И опять российским коммунистам пришлось их уговаривать, объяснять, что Россия истощена, что она не может себе этого позволить, что заключены договоры с Финляндией, Эстонией, Литвой, а потому и с Латвией надо заключить договор.

Сегодня, согласно официальной линии, все правительство Стучки – это сплошные непатриоты Латвии и марионетки Москвы. Однако есть белое пятно, куда упрятаны факты, которые в эту картину не укладываются. «Марионетка» Стучка отказался создавать ВЧК на территории Латвии.

А еще «марионеточное» правительство отвергло кандидатуру Москвы на пост начальника морских сил и поставило своего человека, комиссара Зиединьша. В гневе Советская власть устроила Советской Латвии экономическую блокаду. Она свернула поставки продовольствия и отказалась возвращать в Латвию промышленное оборудование, эвакуированное ранее. Но кто об этой блокаде сегодня знает?

У нас нет проблем с историческими источниками. Громадные их пласты по сей день пылятся в библиотеках, но остаются неисследованными. Никто не хочет вскрывать бомбы, которые взорвут уже уложенную ровную картину. Считают, что пусть она лучше изобилует белыми пятнами.

Парадоксальные цифры

Кстати, вот вам еще одно такое обширное пятно – сельское хозяйство при Улманиса. Источников – море. В Статистическом управлении хранятся все цифры, относящиеся к тому времени, разложенные прямо по месяцам. Однако изучать их, охотников почему-то нет. Как думаете, почему? В чем тут загвоздка? <...>

Радужную картину про пасторальную аграрную Латвию, житницу Европы, рисовали журналисты, политические активисты, ловкие манипуляторы общественным сознанием, да кто угодно. Но только не историки. Историки понимают ситуацию, вот и не горят желанием исследовать эту тему. На самом деле сельское хозяйство Латвии в 1930-е годы было очень отсталым. Вот вам парадоксальные цифры: в Латвии жило 2 миллиона, из них сельским хозяйством занималось 1 200 000 человек, однако рабочих рук на селе катастрофически не хватало. Приходилось ввозить батраков из Литвы и Польши. Откуда такое странное противоречие? А все дело в отсутствии механизации. На всю страну имелось всего лишь 1300 тракторов и 9200 самых простых картофелеуборочных машин.

Большая часть земли обрабатывалась вручную. Только 3% хуторов имели электрическое освещение. Урожайность была низкой. Если в Земгале собирали до 25 центнеров с гектара, то в Лудзе – всего 9 центнеров. В среднем выходило 15. Каковы причины такой урожайности? Не только в климате, но и в низкой аграрной грамотности дело. Улманис, который семь лет жил в США, развернул целую компанию – за повышение культуры ведения сельского хозяйства. Появились номальниеки: целая категория крестьянских хозяйств, которые требовалось обучить самым простым элементарным вещам. Из 270 тысяч хозяйств было 100 тысяч, которые вообще ничего не знали. Они во второй четверти ХХ века вели хозяйство так, словно жили в веке девятнадцатом. Их учили буквально всему: как строить колодцы, как ставить шиферные крыши, как повысить удои молока, как кормить домашних животных, чтобы больше практической пользы было, -- в общем, азам крестьянского дела. И эти номальникеки жили не только в глубинке, в Балви, отнюдь. Отсталые хозяйства начинались уже под Ригой. Все они были на учете. Каждую неделю их собирали на так называемые вечера. Сначала шла политическая лекция, чтоб не забывали, при каком замечательном режиме живут, а потом – лекция агронома. И он учил, давал советы, отвечал на вопросы…

Откровенный демпинг

Латвийские продукты действительно хорошо раскупались в Европе, - продолжает Жагарс. В первую очередь потому, что дешево стоили. Латвия откровенно демпинговала.

Улманис скупал у крестьян продовольственные товары по одной цене, а продавал в Европу – по другой, гораздо ниже. Все крестьянские хозяйства существовали благодаря тому, что Улманис установил на 22 вида товара фиксированную цену.

И каждый крестьянин знал: сколько он произведет в этом году, столько государство у него и купит. Но все равно, далеко не каждому удавалось свести концы с концами. Чтобы развиваться, хозяйства брали кредиты. А вот отдать их получалось далеко не у каждого. Однако даже разоряющиеся хозяйства Улманис заставлял тянуть. Он запрещал распродажи таких хозяйств через торги. Владельцы должны были все равно сводить концы с концами, другого варианта им не давалось. Потому, что президент понимал: эти люди, продав разоренное хозяйство, подадутся в город, где и так нет работы, и создадут костяк недовольных. Нет уж, пусть сидят на селе и «кормят всю Европу».

«Крестьяне – основа латышской нации, и разорить их мы не дадим», -- говаривал Улманис. Поэтому многие долги государственные банки крестьянам списывали, перекредитовывали их хозяйства.

Когда Улманис пришел к власти (1934 г.), в стране имелось 15 частных банков. А к концу его правления осталось только три: Латышский акционерный банк, где владельцами были англичане, Лиепайский банк – это немецкий капитал, и Северный банк с еврейским капиталом.

Улманис практически сразу взял курс на государственный капитализм: когда государство не наблюдает, а вмешивается в экономические процессы. Он делал фантастические вещи. В начале его правления 51% промышленного капитала был в руках иностранцев, а к концу – уже только 10%», -- акцентирует Жагарс.